Аки Каурисмяки: «Реальность гораздо жестче, чем я показываю»
Аки Каурисмяки 32 года. Вундеркинд финского кино, снявший полдюжины фильмов, он ненавидит общество своей страны и сбежал от него. Сейчас он живет в Португалии, «одном из немногих оставшихся в мире мест, пригодных для житья». Этой пригодности очень способствует существование хорошего белого вина по разумной цене, которое Аки пьет на протяжении всего интервью. У него длинные волосы, возможно, в память о радикальной и, в какой-то степени, базовой для него идеологии. Он полагает, что должен действовать быстро, потому что у него не так много времени. Накапливаются проекты, и он считает, что находится в самом лучшем в мире положении, потому что теперь может снимать то, что хочет, не отчитываясь ни перед кем. Он разделен на две половины - хладнокровие и точный анализ заставляет его сдерживать иногда свою нежность, которая постоянно рвется наружу. Когда я говорил с ним, он был уставшим - будучи в Мадриде два дня он практически не видел улицы, но тон интервью все время был дружелюбным, а через какое-то время - заговорщицким.
- Мы не знаем ровным счетом ничего о твоей предыдущей работе, но, кажется, ты начинал как актер и сценарист, а затем сразу стал режиссером…
- Какое-то время я был помешан на фильмах, я смотрел по шесть фильмов в день. Тогда в одном фильме я был и актером, и сценаристом, и сразу же стал режиссером. Сейчас я все еще пишу сценарии для своих фильмов, продюсирую их… Жаль только, что не могу быть и их критиком.
- Похоже, что «Лжец», фильм, про который ты говорил, в котором ты играл и написал сценарий, и который режиссировал твой брат Мика, произвел своего рода революцию в финском кино. Ты черпал вдохновение и основывался непосредственно на фильмах «nouvelle vague»?
- «Лжец» был полным плагиатом французской новой волны, но мы сделали это очень открыто, так что все могли это увидеть. И, возможно, из-за этого границы финского кино открылись кино европейскому, порывая с традицией нашего кинематографа, когда он был понятен только финнам.
- «Тени в раю» - твой четвертый фильм. Кажется, это первая часть трилогии…
- Речь идет о психологическом и физическом уничтожении Финляндии, которое, в период между 1975 и 1980 годами, проводилось нашим правительством систематически. В первых двух частях, «Тени в раю» и «Ариэль», еще был счастливый конец. В последней части он уже невозможен [1]. И это последний фильм, который я делаю в Финляндии.
- И где ты думаешь снимать фильмы?
- В марте я буду делать фильм в Лондоне с Жан-Пьером Лео. Это в какой-то мере попытка вернуть дух «Илинга» пятидесятых годов, особенно фильмов Маккендрика. Следующей весной я буду снимать в Париже. А осенью сделаю 20-минутную короткометражку об архитектуре.
- Начало «Ариэля», с закрытием шахты и самоубийством отца, помимо того, что снято очень реалистично, кажется, имеет также символический подтекст…
- Эта сцена вполне реальна. Кстати, я снял ее в шахте, которую только что закрыли, за два месяца до того, как я снимал. И рабочие, которые есть в этой сцене, были настоящими шахтерами.
- Да, но я не это имел в виду. Я не знаю, покончил ли кто-либо жизнь самоубийством после закрытия шахты, но не это меня интересует. Там говорилось о безвыходной ситуации, в которую попали как отец, так и сын, и о двух различных позициях, которые заняли эти два человека.
- Надо учитывать, что суицид – это явление повседневное в Финляндии, в большей степени, чем в латинских странах. В Португалии, например, где я сейчас живу, – меньше случаев суицида, но по дорогам здесь ездят как самоубийцы. Очевидно, что первая сцена фильма, пусть и в сжатом виде, показывает, что для людей с севера практически нет выхода. И хотя я описываю отдельную историю, я думаю, что она отлично подходит для обобщения.
- Есть кое-что очень любопытное в фильме, эта определенного рода бесстрастность, с которой герой реагирует на все события, которые с ним происходят. Кажется, что он не может защититься, и даже не хочет защититься, он принимает их с абсолютным фатализмом.
- Речь идет о последних звеньях структурного процесса изменений, которые произошли в Финляндии. Главный герой – человек с севера, который вынужден жить в городе, а его этому не обучили, и он не может существовать в нем. Это нормально для Финляндии, где за малое преступление предполагается огромное наказание. Со мной случилось нечто очень похожее на то, что происходит в фильме. Я был обвинен в акте насилия, который на самом деле совершили другие. И все-таки осудили меня. Я не попал в тюрьму по счастливой случайности, но мне пришлось заплатить штраф. А я ничего не делал. Наверное, моей самой большой ошибкой было не взять адвоката. Но я подумал: «Раз я ничего не сделал, меня не могут посадить», я посчитал это бесполезным. И я уже должен был идти в тюрьму. Это было очень похоже на то, что произошло с главным героем. Что меня спасло, так это то, что я был более обучен для большого города, чем он, несмотря на то, что я смеялся в суде, когда читали обвинение, что, полагаю, было для меня не очень хорошо. Приговор был самым строгим, но в какой-то степени этого следовало ожидать, поскольку заявление полиции было против моего. А они никогда не проигрывают. Не надо забывать, что это автобиографический рассказ. Я тоже происхожу с севера. Я тоже приехал в город, только не на машине, а на мотоцикле, и не знал в нем никого, и не был готов жить там.
- Ваш взгляд на финское общество весьма пессимистичен и довольно жесток…
- Напротив, я думаю, что реальность гораздо жестче, чем я показываю. Люди в Финляндии не считают, что я предвзято отношусь, поскольку им знакомы те вещи, которые они видят на экране. Для них это чрезвычайно реалистичный фильм, и для меня тоже. Тюрьма реалистична, кража реалистична и единственное нереалистичное – это финал, потому что чаще всего их ловят в баре на углу или, в самом крайнем случае, в Стокгольме. Беда в том, что, хотя они признают некоторые факты, они не делают выводов из них. Те, которые имеют часть пирога, только хотят сохранить его, а те, которые этого не имеют – получить доступ к нему. А режиссеры хотят снимать фильмы в Голливуде.
- В этих условиях какое будущее у финского кино?
- Я думаю, что новое поколение, которое формируется в это время, должно занять свое место. И я буду вносить свою лепту, как могу, чтобы это случилось. Я буду продолжать продюсировать фильмы молодых людей в Финляндии, пользуясь моими сегодняшними возможностями. Лично у меня нет денег, но после десяти лет у меня есть команда, у меня есть камера, и я могу получить деньги, сделав несколько телефонных звонков. Я думаю, что единственная возможность в настоящее время, это связаться с телевидением и поддерживать достаточно низкий бюджет.
- Ты сам говорил, что счастливый конец нереалистичен, тогда почему надо было использовать его?
- Мне кажется, что жизнь главного героя так бессмысленна, что убить его в конце было чересчур. И, запланировав дать счастливый конец, было лучше дать большой счастливый конец, чем маленький счастливый конец. В любом случае, для меня он остается крайне пессимистичным, несмотря на финал - лучший персонаж в фильме, Микконнен, товарищ по тюрьме, в фильме умирает. Возможно, повлияло на финал то, что я был вынужден бежать из Финляндии, а теперь, когда я больше не живу там, я смог сделать фильм, который не имеет счастливого конца, возможно, потому что мне больше не нужно было бежать, я уже сбежал.
- Твои кинематографические вкусы изменились за эти годы? Какие режиссеры больше всего тебя интересуют?
- Мои вкусы практически не изменились. Бунюэль, Беккер, Брессон, Одзу, относятся к числу моих любимых. Годар мне очень нравился вначале, но сейчас он меня совершенно не интересует, и я думаю, что кто изменился, так это он, а не я, потому что его первые фильмы по-прежнему мне нравятся. Если мы говорим о влиянии, я научился у Беккера и Одзу – сердечности, а у Брессона – жестокости. Бунюэль это царь всех, но его влияние носит более общий характер, оно не может быть только в нескольких плоскостях. Он охватывает все. Я думаю, что вложить сердце в фильм, это хорошо. В «Ариэль» я его не вкладывал, но в «Тени в раю» вложил. И напротив, всю жестокость я вложил его в «Гамлета». Это два полюса моей работы, с одной стороны «Гамлет» – жестокость, хладнокровие; с другой стороны, «Тени в раю» – нежность, сердечность. В любом случае, я начал делать кино, как я уже говорил когда-то, потому что не годился для добросовестной работы, которую нужно делать руками. Я также хочу уточнить, что Финляндия, о которой рассказывает трилогия, это Финляндия 70-х годов, та, которую я знал. Финляндию 80-х я не знаю хорошо, потому что тогда я уже делал кино, потом был за рубежом, но ту, 70-х годов, когда я был рабочим, я знаю очень хорошо. Все персонажи родились из тех людей, которых я встретил в ту эпоху.
Перевод с испанского: О. Ярош, специально для сайта aki-kaurismaki.ru
