Аки Каурисмяки: северное сияние в непосредственной физической близости
Финские братья Аки и Мика Каурисмяки - такой же феномен в режиссуре, как наши Михалковы. Младшему на два года Аки едва за сорок, а феномену - скоро уже двадцать: в 81-м братья начали сообща снимать и продюсировать кино. За эти годы едва ли ни по всем фестивалям мира прошумели их картины и ретроспективы. Мика, снимающий то в Бразилии, то в Америке, то в Италии, имеет имя, связи и поклонников. Аки, помимо всего этого, обладает вдобавок уникальной режиссерской интонацией, уверенно входя в десятку лидеров нового европейского кино.
Не знать Каурисмяки - все равно что не замечать северное сияние, находясь от него в непосредственной физической близости. Нам в России до недавнего времени это успешно удавалось. Удавалось и не слышать "Ленинградских ковбоев" -"самую громкую и самую худшую рок-группу мира", как с мрачноватым юмором называет ее Аки, истинный виновник ее славы, сделавший из музыкантов по совместительству кинозвезд.
Фильм "Total Balalaika Show" снят во время совместного концерта "Ковбоев" с ансамблем Александрова. Это немыслимое зрелище собрало 50 тысяч человек перед самой большой открытой сценой, когда-либо выстроенной в Финляндии. А в течение всего Каннского фестиваля 1994 года длился хит-парад двух музыкальных коллективов в баре "Маленький Карлтон", сопровождаясь потреблением немеренного количества пива. "Ковбои", кстати, дали свой логотип и одному из сортов пива, и серии сотовых телефонов, и еще всяким приятным мелочам жизни.
"Ленинградские ковбои" в гротескных чубастых париках (этих символах постмодернистской невинности) и полуметровых остроносых ботинках поют "Дубинушку" и "Дилайлу", обняв своих русских братьев в мундирах. А в ответ на восторги публики в очередной раз демонстрируют свой фирменно-кошмарный английский: "Сэнк ю вери мэни!" Еще бы: благодаря Каурисмяки "ковбоям" удалось прокатиться по своей прародине - Америке, заглянуть в Мексику и вернуться в сибирский колхоз. Репертуар кантри-мьюзик они обогащают лирическими напевами о полях и фермах. Заметим, что веточка стеба на древе соцреализма расцвела в творчестве Кауриясмяки задолго до появления старых песен о главном.
Действие большинства
картин Аки происходит словно бы в одном
из наших захолустий. Русское влияние,
зачастую эстонски опосредованное,
проникает в Финляндию через воздух и
быт, историю и географию. И если
Каурисмяки экранизирует "Преступление и
наказание", если в его фильмах то и дело
звучат Шостакович и Чайковский, это
свидетельство близости русской культуры
- близости не только духовной, но и
физической, что, как известно, укрепляет
любой союз.
Близость проявляется и в глубоких
соитиях, и в случайных, мимолетных
касаниях. То вдруг в фонограмме фильма
послышится обрывок русской речи - из
телевизора, что без труда принимает нашу
программу. То зазвучит голос Георга Отса,
то песня "Не спеши" (Бабаджанян --
Евтушенко -- Магомаев), памятная тем,
кому за тридцать. И хотя поют по-фински,
какая-то есть неслучайность в этой
случайности, какое-то отчужденное языком
ностальгическое напоминание о нашей
душевной родственности. А в фильме
"Береги свою косынку, Татьяна" (1994)
трогательные отношения двух финнов,
эстонки и гостьи из Алма-Аты с
блистательным лаконизмом характеризуют
менталитет финских мужчин и советских
женщин, каким он был до сексуальной
революции и распада Союза.
Каурисмяки - певец "страны, которой больше нет": имеется в виду Финляндия дотелевизионной эры. Певец городских предместий и ненавистник красивых ландшафтов, которые он в крайнем случае готов запечатлеть мимоходом, из мчащейся машины. Мир режиссера пронизан инстинктом саморазрушения, клаустрофобией длинных белых ночей и ощущением задворок Европы. Маргиналы в маргинальной стране - центральная тема фильмов "Тени в раю" (1986), "Ариэль" (1988), "Девушка со спичечной фабрики" (1990, за эту трилогию Аки окрестили "пролетарским метафизиком" и "постмодернистским Бергманом") и последней картины режиссера "Вдаль уплывают облака". Их населяют официантки и продавщицы, мусоросборщики и шахтеры, водители трамваев и трайлеров, проклинающие свою работу, когда она есть, и проклинающие жизнь, когда эту работу теряют.
Серая как мышка, затравленная "девушка со спичечной фабрики" мстит этому миру с артистизмом и изяществом, достойным великих преступниц и магических кинодив. Не меняя затравленного выражения лица, она отправляет на тот свет маму, отчима, отца своего будущего ребенка и случайного приставалу в баре. И нет по этому поводу никаких моральных стенаний, есть лишь саркастический оскал запредельности. Это новое воплощение андерсеновской "маленькой спичечной девочки" - воплощение, полное тихого ужаса перед жизнью и вместе с тем дарящее катарсис, от которого, как утверждают знатоки, сладко затрещали бы кости Аристотеля.
Протагонист "Теней в раю" - мрачный усатый тип по имени Никандер. По профессии - мусорщик, "дерьмосборщик"; плохие зубы и желудок, больная печень. Холост. Обычное времяпрепровождение вечером после работы: кино, потом бар, пока не упьется и не вляпается в историю. Утром рискует обнаружить себя то ли в тюремной камере, то ли на мусорной свалке с разбитой головой.
На вопрос своей подружки "Чего ты хочешь от меня?" Никандер отвечает: "Я ничего ни от кого не хочу". Он не хочет даже выигрывать, когда режется в карты. Он - прирожденный и убежденный аутсайдер. Сколько бы ни ходил на курсы и не зубрил чужие слова, ему никогда не одолеть английский. И внешне актер Матти Пеллонпяа - излюбленный исполнитель режиссера - никак не отвечает имиджу высокого спортивного скандинава. Под стать ему и подружка, которая то появляется, то исчезает из жизни Никандера. Такое же забитое, тщедушное существо с хронической безнадегой во взоре.
Из, казалось бы, зеленой тоски Каурисмяки высекает целый пронзительный спектр состояний финской души. Оказывается, она на многое способна. И на веселое безумство, и на нежность, и на хладнокровное убийство. И на полный мрачной решимости вызов судьбе. И на истинное наслаждение музыкой со старой пластинки, найденной на той же свалке. Илона (так зовут подружку) бросает к черту опостылевшую работу в супермаркете и уносит с собой ... кассу, которую Никандер без затей вскрывает ломом. И оба балдеют на прохладном морском пляже: их улыбка счастья полна такой же мрачной решимости, как и навык переносить невзгоды. Не спеши, когда грущу в тиши, не спеши, не спеши...
А потом двое авантюристов-изгоев отправляются - куда же еще? - в круиз в Таллин, тогда еще с одним "н", на шикарном белом теплоходе, тогда еще под гордым советским флагом. Что может быть романтичнее? Разве что выбор, сделанный другой любовной парой, которая, ограбив банк, смывается в Мексику. Тоже на белом судне, что поэтично зовется "Ариэль" и, в свою очередь, дает название еще одному фильму Каурисмяки. Еще одному социологическому эссе из финской реальности. Здесь герой - бывший шахтер из Лапландии - оказавшись безработным, перебирается в Хельсинки, познает быт тюрем, ночлежек, с головой окунается в тени капиталистического рая и выныривает оттуда заправским гангстером, попутно прихватывая в новую жизнь сторожиху банка и ее сообразительного сынишку.
Режиссер окутывает невозмутимой поэзией усилия своих героев вырваться из плена лунатических ночей, дорогих и унылых алкогольных увеселений, принудительных уроков английского. "Невыносимая легкость бытия" запросто превращает обывателя в анархиста, а неудачника -- в преступника. Столь же легко трансформируется жанр: от социальной драмы -- через черную комедию -- в криминальную сказку-утопию. А за кадром тянется сладкая и печальная песня о том, как свет фар разгоняет ночные тени и уносит путника туда, где безумствует мечта. Фильмы Каурисмяки, "мрачные и прекрасные, как сентябрьский вечер", то и дело озаряются вспышкой чуда, северного сияния.
Каурисмяки не делает
из своих героев монстров, но не делает и
из монстров героев. Он показывает
человека как поле для игры возможностей,
все время меняя угол зрения, очередность
ходов и ставки. Выигрывает тот, кто
проявит больше выдержки и фантазии. И
сам режиссер выигрывает, открывая в
финском характере скрытый темперамент,
спонтанность, юмор.
Вы не забудете двух работяг за обедом:
угощаясь сыром, один обещает вернуть
долг паштетом. Вы поймете
папашу-пьяницу, который, не найдя в доме
денег, прихватывает детскую копилку. Вы
оцените ироничное целомудрие любовных
сцен - даже в самых извращенных,
невротических коллизиях. Аки считает,
что американцы вполне обеспечивают
сексуальную часть кинематографа, так что
ему нет резона заниматься этим.
Затраханные жизнью одинокие герои, найдя
друг друга, ложатся в постель и без
всяких движений впадают в полную
умиротворенность. "Ты исчезнешь утром?"
- спрашивает женщина. "Нет, мы будем
вместе всегда", - отвечает мужчина.
Каурисмяки, не учившийся в киношколах, сам пробившийся в режиссуру, долго считался "бэд-боем" финской киноиндустрии. Однажды он обратился в Кинофонд за субсидией и прислал сценарий, но без последних двадцати пяти страниц. В сопроводительной записке режиссер объяснял, что часть текста съела его собака. Вскоре пришел чек на половину обещанной суммы: Финский Кинофонд с сожалением сообщал, что остаток денег был употреблен их собакой.
Однако никто не может отрицать, что
именно Каурисмяки реанимировал
культурный интерес в мире к своей
стране. Интерес, которого, говорят, не
было со времен олимпийского триумфа
какого-то финского атлета в 20-е годы.
Каурисмяки заставил мир выучить свое
трудное имя. Он стал для Финляндии тем
же, чем
Альмодовар для Испании. Ее полпредом
в культуре. Живописателем ее флоры и
фауны, ее физиологии и антропологии, ее
рефлексов и нравов.
Впрочем, его фильмы - не только о
финнах. Они органично вписаны в
европейскую культуру, и недаром в числе
давних проектов Каурисмяки числится
"Одиссея". Еще в картине "Гамлет идет в
бизнес"(1987) режиссер без всякого
видимого насилия уложил классический
сюжет в среду современной промышленной
элиты. Клавдий безропотно превращается в
Клауса, а датский принц - в
чувствительного недоросля "с сердцем
теплым, как холодильник", пожирающего
колбасу ломтями и ногой врубающего
магнитофон. Борьба за власть осталась
неизменной пружиной человеческих
отношений с шекспировских времен, зато в
качестве предмета нежной страсти деньги
вытеснили все остальное.
Братья Каурисмяки стали первыми среди финнов международными режиссерами. Фильм под названием "Я нанял убийцу" (1990) Аки сделал в Англии с Жаном-Пьером Лео в главной роли. А "Жизнь богемы" (1992) - конечно, в Париже.
Но - удивительная вещь - картины эти остались несомненно финскими. Только они еще больше сдвинулись в сторону универсальных проблем большого города, где всегда полно безработных, эмигрантов и просто неприкаянных личностей. Герой Лео до того отчаялся, что не в состоянии даже покончить с собой и потому нанимает по контракту убийцу. Но впервые на своем веку глотнув виски и сняв женщину, он обнаруживает, что жизнь не такая плохая штука. Остается расторгнуть контракт, однако именно это невозможно. Очень даже по-фински.
В фильме "Жизнь богемы" чувство маргинальности еще больше обостряется, а иллюзии и надежда на бегство уступают место устойчивости легенды. Легенды, где Париж признан столицей мира, где еще до "бель эпок" и Пуччини персонажей богемы мифологизировали Дюма-сын и Мюрже. Здесь живут художник, поэт и композитор, поддерживая друг друга в любовных смутах. В периоды нищеты они совершенно по-русски соображают на троих, но стоит хоть чуть-чуть разжиться, как дают волю своим капризам: ездят на дорогих лошадях, пьют благородные вина, и швыряются деньгами прямо из окон.
Все это грозило бы превратиться на экране в реестр банальностей, не будь оно увидено и снято свежим человеком с окраины Европы. Только одна параллель приходит в голову - "Фавориты Луны" Иоселиани, который увидел Париж словно бы из проема тбилисского дворика. Так же и у Каурисмяки: это его личный финский Париж, для воссоздания которого не потребовалось ни дорогих реконструкций, ни стилизаций - только изобретательное зрение, хороший вкус и человечность.
В этом маргинальном Париже живут Рудольф, беженец из Албании и великий художник; Марсель, великий французский поэт; и Шано, великий ирландский композитор. Вместе они переживают бедность и поддерживают друг друга в любовных смутах. Они проявляют чудеса изобретательности в том, как раздобыть пятифранковую монету, и ухитряются заказать в ресторане форель с двумя головами, которую можно поделить по-братски. Они говорят на особом языке, смешивая уличный арго с высокопарными оборотами классицизма. Словом, это отъявленная богема, на которой пробы ставить негде.
А к финалу картины, где умирает от чахотки возлюбленная Рудольфа Мими, авторы советуют зрительницам запастись носовыми платками, ибо финал этот самый печальный и душераздирающий после "Моста Ватерлоо".
В этой меланхоличной
комедии, которая совершенно случайно
оказывается мелодрамой, Каурисмяки
цитирует и чаплиновскую "Парижанку", и
"Загородную прогулку" Ренуара, и "Ночи
Кабирии" Феллини, и ленты Рене
Клера. Заметим, самых больших мудрецов и
оптимистов среди классиков десятой музы.
Разумеется, и в этом оптимизме, и в
мелодраматической надрывности немало
иронии, ведь Каурисмяки - художник
сегодняшнего дня. Он открыл
вдохновляющий пример для малых стран и
периферийных культур, напомнив, что все
мы, в сущности, из одной деревни.
Каурисмяки ввел в иконографию
европейского кино два образа, созданных
актером Матти Пеллонпяя и актрисой Кати
Оутинен - двумя потрясающими
минималистами-меланхоликами. Им, по
словам режиссера, не приходится, как
другим актерам, отрубать руки, если ими
слишком размахивают. Главная роль в
фильме "Вдаль уплывают облака" (1996)
была написана на Матти, который умер от
сердечного приступа перед самым началом
съемок. Тогда Аки переделал этот
характер в женский и поручил сыграть его
Кати. Жаль, что после этой работы
режисер и актриса разошлись, и мы не
увидим ее в следующем фильме Аки.
Который будет все равно по-своему
минималистским, а точнее - немым.
Сам режиссер - тоже наследственный ипохондрик и меланхолик (его отец и дед покончили жизнь самоубийством) - вытесняет депрессию работой. Которой он, по его уверениям, всячески стремится избежать. Именно поэтому частенько обращается к литературе, чтобы не корпеть над сценариями и сэкономить время для бара. В баре он якобы впервые прочел "Гамлета" и сочинил по нему импровизированный сценарий. А лучший из всех баров, по убеждению Аки, находится в Хельсинки, называется "Москва" и принадлежит ему самому на пару с Микой. Здесь он частенько бывает, когда возвращается домой из Португалии, которая стала его второй родиной. Еще одна окраина Европы...
На сцену Московского фестиваля Каурисмяки вышел за наградой с бутылкой шампанского. Приехав в Карловы Вары, первым делом оценил "бехеровку", а в Глазго опустошил больше всех бутылок с виски. Верит, что рай состоит из настоящего профессионального ресторана, где можно встретить Бунюэля, Эриха фон Штрогейма и Ясуджиро Одзу.
Увлеченность Аки старым кино побудила его снять в 1999 году мелодраму "Юха" - экранизацию классического финского романа о молодой деревенской женщине, соблазненной городским ловеласом, и о страшной мести ее мужа. В этом фильме нет слов, есть только скрип закрывающейся двери, шум мотора от машины и звуки оркестра, в сопровождении которого идет картина. Аскетизм и минимализм, ставшие спутниками Каурисмяки, доведены здесь до эстетического предела.
Несмотря на приз в Москве, на показы в Сочи и на два-три фильма, промелькнувших по питерской телепрограмме, Каурисмяки у нас абсолютно не востребован. В том числе и режиссерами-постмодернистами, тотальными апологетами стеба. Между тем их неуклюжие по большей части попытки "протыриться" в Европу не учитывают драгоценного опыта Аки. Именно он ловко использовал и обыграл клише западных представлений о России. Именно он создал привлекательный образ северного изгоя-алкоголика, бедного, но гордого, наделенного загадочной, почти славянской душой.