на главную   интервью

Аки Каурисмяки: «Жизнь? Кадиллак, книги, кофе и черный юмор»

Лука Балдацци  |  L'Unità  |  10.07.2007

Белый кадиллак, хорошая порция черного юмора. Немного кино, много книг, несколько чашек кофе. Вот – минимальный набор для выживания. Это единственное утешение для Аки Каурисмяки, которое осталось в мире. Он считает этот мир бесчувственным, захваченным деньгами и потреблением, безжалостным к людям, которые населяют его фильмы. Финскому режиссеру только что исполнилось 50 лет: эту дату он  празднует (можно так сказать) в Болонье. В Италии тем временем вышла его биография, написанная в форме диалога с Петером фон Багом, а Синематека Болоньи дарит ему ретроспективу и премию имени Пьера Паоло Пазолини.

«Пазолини, да, был мастером, - говорит Каурисмяки, - и он не был социал-демократом. Он был прав, отличая развитие, которое производит блага, необходимые для всех, от прогресса, который создает лишь поверхностные блага. Но это были шестидесятые годы, нет? Это было только начало. Пазолини еще ничего не видел. Теперь мы погрузились в это безумие потребления и выбрасывания, которое мы называем глобализацией. Это даже не потребление, это акт покупки того, что стоит».

По мнению Каурисмяки, идея прогресса могла бы замечательно остановиться в 1962 году.

«Помимо нескольких лекарств, которые лечат людей, после этой даты не было произведено ничего хорошего и действительно необходимого».

Почему именно 1962?

«Это год производства моего белого кадиллака. Я купил его в 1988: он был мне нужен для фильма «Ариэль», где шахтера с севера Финляндии увольняют, и все, что у него остается, - это машина, которая унаследована от отца. Я заплатил за него 2500 евро: большое дело. И после фильма я его оставил себе. Сейчас он стоит меньше, чем «Фиат уно», но для меня это всегда кадиллак: это означает роскошь, как говорит мой друг Джим Джармуш. Кроме того, если у тебя есть один такой, тебе даже не нужен дом: можно жить прямо в машине, она достаточно большая. Так даже лучше, потому что дом ты не сможешь себе позволить: с кадиллаком все деньги будут уходить на бензин».

Юмор и нордический фатализм не отменяют идеи, что мы создали мир, в котором важны только деньги. То есть бесчеловечный мир. Идея, которую Каурисмяки упорно отстаивает во всех своих семнадцати фильмах, выводя на сцену потерявших все, безработных, не имеющих наследства. От «Преступления и наказания» в 1983, где действие романа Достоевского перенесено в современность и напоминает Брессона, от «Девушки со спичечной фабрики», сюрреалистического и веселого фильма «Ленинградские ковбои едут в Америку», «Жизни Богемы». До «Человека без прошлого», получившего в 2002 году премию в Каннах, и до последнего фильма, «Огни городской окраины». В котором невиновный, одинокий ночной охранник захвачен бандой богатых преступников и несправедливо обвинен в грабеже. Он последний из галереи «мало образованных маргиналов», почти всегда разгневанных, наделенных огромным чувством собственного достоинства и немногословных. Кино, которое многим напоминает Китона и Чаплина – фильмы, где сквозь грустное проступает комическое и наоборот.

Он, Каурисмяки, ограничивается лишь словами: «Мои персонажи за пределами всего. Они не потребители, у них нет денег, так что общество не нуждается в них. Это глобальные отбросы глобализации. В сущности, им повезло: лучшее, что может с тобой случиться – общество о тебе забудет».

Однако надежды мало. Хотя может случиться и так, что режиссер показывает, как между проигравшими рождается солидарность, как во «Вдаль уплывают облака» или в «Человеке без прошлого». Или рядом с тобой останется женщина, несмотря на все превратности судьбы, как в «Огнях городской окраины».

«Только не называйте меня оптимистом. Сегодня тот, кто называет себя оптимистом, либо лжец, либо полный идиот».

Вы никогда не думали о том, чтобы показать другую сторону медали, синьор Каурисмяки? Как насчет фильма о привилегированном мире?

«Я бы не сумел написать диалоги. Богатые – скучные люди. Двадцать лет назад, в фильме «Гамлет идет в бизнес», я описал изменения, которые происходили в финской экономике: победа финансов, выгоды и биржи надо всем, переход от  промышленности судостроительных заводов к промышленности, которая производит пластик. Я бы мог сказать, что я пророк, прямо как ваш Пазолини. Финляндия все отдала иностранцам и продалась за сотовые телефоны. Один из результатов этого – то, что Хельсинки, который когда-то был настоящим восточноевропейским городом, темным и прекрасным, теперь со всеми этими огнями реклам похож на туалет в пабе. Если ты хочешь найти какие-нибудь остатки старой финской культуры, нужно пойти в бар в провинции. Там, в разговорах людей, все еще есть черный юмор, как когда-то. А он так нужен!».

Кроме баров, можно погрузиться и в книги, иногда, так, чтобы вздохнуть. Каурисмяки это часто делает.

«Литература – моя первая и единственная любовь, с того момента, как мне исполнилось четыре года. Я проглотил всю библиотеку начальной школы, и после этого не остановился».

Это чувствуется в его фильмах, где немногие диалоги между персонажами часто «написаны» и литературны. И кажется, что писатели сегодня идут в противоположном направлении. Вы знаете, что Анджело Гульельми обвинил итальянских романистов в том, что они думают только о теле- и киносценариях и используют слишком «разговорный» язык? 

«Насчет итальянцев я не знаю, но в целом я согласен. Я устал от так называемых «реалистичных» диалогов: мне кажется, что в сегодняшних романах главные герои слишком много говорят, и говорят, прежде всего, плохо. Мне не хватает более литературной литературы. Францу Кафке не было нужно слишком много диалогов в книгах, но он был лучшим. Диалоги нужны театру».

Кстати: а кино? Однажды Каурисмяки сказал – Петер фон Баг записал это в его биографии – что «кинозал – это единственное место, где человек может еще сказать, что он свободен». Вы все еще так считаете?

«Не знаю. Сегодня кино – один из видов умирающего искусства. Нет, более того, оно умерло еще в 1962. Было убито телевидением».

Это окончательный приговор?

«Нет, кое-что еще можно спасти. Фильмы братьев Дарденн, Джима Джармуша, Кена Лоуча, Стивена Фрирза и многих других. Многие работы режиссеров «третьего мира», которые в Европе нам не удается посмотреть. Замечательный фильм, который я недавно видел, это фильм тибетца Киентсе Норбу, «Чаша», о группе ребят, которые учатся в буддийском монастыре и влюблены в футбол».

В списке режиссеров, которых стоит спасти, - его иранский друг Аббас Киаростами. Когда в 2002 году США отказали ему в визе на въезд «по соображениям безопасности», Каурисмяки из солидарности отказался от участия в фестивале кино в Нью-Йорке. Год спустя он отказался от участия в праздничном вечере по случаю вручения «Оскара», и написал в Академию, что речь шла о «моральном выборе, в тот момент, когда правительство США готовило преступление против иранских граждан, чтобы удовлетворить свои нечистые экономические интересы».

«Теперь еще хуже, - говорит он, - если ты хочешь поехать в Соединенные Штаты, ты должен зарегистрировать свой ДНК, у тебя берут отпечатки пальцев и фотографируют сетчатку. Не думаю, что я туда еще хоть раз поеду».

Каурисмяки нравились Говард Хоукс , Рузвельт и "New Deal" [1], белые кадиллаки. Этой Америки больше нет, и он не может с этим смириться.

«Американцы хорошие ребята, но они не умеют голосовать. И вы, итальянцы, еще год назад не могли справиться с этой же проблемой, нет?».

Да, синьор Каурисмяки, но сейчас Берлускони больше не в правительстве.

«Но я увидел его по телевизору, как только приехал в Болонью. Я включил телевизор в своем гостиничном номере – а он там говорил. Ничего страшного, я повернул телевизор к стене».


[1] «Новый курс» (англ. New Deal) — название экономической политики, проводимой администрацией Франклина Делано Рузвельта начиная с 1933 с целью выхода из масштабного экономического кризиса (Великая депрессия), охватившего США в 1929—1933.

Перевод с итальянского: Ю. Шуйская, специально для сайта aki-kaurismaki.ru

Оставить комментарий