на главную   интервью

Аки Каурисмяки и маленькие чудеса кино

Лучана Морелли  |  Movieplayer  |  24.11.2011
Мы встретились с финским режиссером, который прибыл в Италию, чтобы представить свой фильм «Гавр» и получить Гран-при Туринского кинофестиваля за те тридцать лет кинокарьеры, которые у него за спиной, и за те, которые еще ждут его в будущем.

Чтобы понять, что за человек Аки Каурисмяки, достаточно посмотреть, как он приходит на интервью. Мы встретились с ним среди сияющего великолепия Дворца Торлония, он пожал нам руки и предложил белого вина, того самого, которое он будет потягивать в течение всего интервью, чередуя маленькие глотки с неизменной сигаретой. Простой человек, искренний, честный, веселый, несмотря на немного угрюмую внешность. С кинокамерой, которая не любит слишком современные места (когда-то она принадлежала Ингмару Бергману), Аки Каурисмяки снял восемнадцать фильмов, следуя туда, куда звало его сердце. Ему пятьдесят четыре года, он живет в горах на севере Португалии, это талантливый мастер рассказывания простых историй о простых людях, которые заставляют размышлять, сопереживать и улыбаться. Аки Каурисмяки, без сомнения, это один из самых талантливых европейских кинематографистов. Автор, который всегда демонстрировал особую чувствительность и способность рассказывать истории людей, потерявшихся в мире кризиса – кризиса, прежде всего, морального, а затем – экономического и политического. О современном обществе, об этой вселенной обычных людей, озабоченных своими большими и маленькими ежедневными проблемами, рассказывает и его последний фильм, «Гавр», хрупкая история об одиночестве и чувствах, благодаря которым в самом глубоком негативе можно увидеть искорку надежды на будущее. Сложно объяснить, почему он был исключен из списка премированных на кинофестивале в Каннах. «Гавр» балансирует между реальностью и современной сказкой, между прошлым и настоящим, когда удается коснуться деликатной темы иммиграции, рассказывая историю Марселя (в блестящем исполнении Андре Вилмса), бывшего писателя, неожиданно ставшего скромным чистильщиком обуви, который отбросил свое богемное парижское прошлое ради спокойной жизни с женой Арлетти. Его размеренному существованию приходит конец вместе с ухудшением здоровья жены и появлением маленького Идриссы, юного африканского беженца (Блонден Мигель), который после тысячи проблем прибыл в контейнере в порт с мечтой найти свою мать в Лондоне. Мечта, за которую Марсель будет бороться изо всех сил. В Италии этот фильм будет в прокате с 25 ноября, а 24 ноября в Турине «Гавр» будет представлен на вечере открытия 29 Туринского кинофестиваля, на котором финскому режиссеру будет вручена премия Гран-при Турина 2011.

- Вы ездили по всей Европе, чтобы найти подходящее место для съемки фильма. Как вы выбрали Гавр?

- Я уже возвращался домой, разочарованный и расстроенный, когда попал в Гавр, французский город, в котором, в отличие от его собратьев, порт пока еще остался в центре города, а не переместился на периферию. Его называют «французским Мемфисом», там все связано с музыкой соул, блюз и рок-н-ролл. В общем, это маленький уголок несовременного мира, а моя камера не любит современности, от современной архитектуры у меня болят глаза (смеется).

- Что не устроило вас в таких странах, как Италия или Испания, где очень чувствуется проблема иммиграции?

- У меня была мысль снимать в Кадисе, в Испании, но это слишком маленький город, чтобы удовлетворить потребности моей съемочной группы, и я не хотел добавлять еще проблем к тем, которые и так возникают во время съемок фильма: обеспечение перемещения тридцати-сорока человек каждый день съемок. Я думал о Марселе, но я бы там устроил всем невозможную жизнь, чтобы добраться из одной части города в другую там потребовались бы целые часы. Гавр подвергся бомбардировке во время Второй мировой войны, но, когда улицы были реконструированы, они стали шире, чем Елисейские поля, так что при съемках фильма с этой стороны никаких проблем не возникало.

- А об Италии вы не думали?

- Я думал о Генуе, где порт тоже до сих пор остается сердцем города, но меня остановила лень, я бы никогда не выучил итальянский, он еще сложнее, чем французский. В пользу Франции было еще и то, что я уже работал с французской группой, когда снимал «Жизнь богемы».

- Вы хотите, как Вуди Аллен, снять по фильму в каждой европейской стране?

- Я бы ничего не стал делать как Вуди Аллен, у меня еще остается немного самоуважения, я не гонюсь за деньгами и не стремлюсь выпускать фильмы как пулеметные очереди. Проблема в том, что я в жизни умею делать только эту работу, так что я вынужден ею заниматься из-за форс-мажорных обстоятельств (смеется). И я слишком ленив, чтобы отправляться в путь в поиске новых идей…

- На самом деле «Гавр» - это сказка, главные герои которой – пожилой человек и ребенок, в нем нет молодежи. Почему вы считаете, что хорошие чувства живут только в искреннем сердце ребенка и того, кто многое пережил и больше ничего не хочет от жизни?

- Молодежь по вечерам ходит на дискотеку развлекаться, и, конечно, я бы не смог снять такую историю в районах, где веселятся. А потом, я ненавижу шум, мне нравится тишина, спокойствие, самоанализ.

- Для человека, который рассматривает кино как эмоцию – для такого человека, как вы, - насколько важен выбор музыки и ее использование не только в качестве фонограммы, но буквально в качестве «действующего лица» в фильме?

- На самом деле мою лень можно заносить в книгу рекордов Гиннеса, особенно в том, что касается написания диалогов, так что я использую музыку, чтобы заполнить тишину в своих фильмах. Я начал делать эту работу тридцать лет назад, как сценарист и как режиссер, и сначала писал длиннейшие диалоги, каждый по шесть страниц, а потом заметил, что при монтаже вся эта работа сводилась на нет, так что с течением лет я научился все это подсушивать, сокращая слова до минимума. Этот фильм – один из самых «разговорных» среди моих фильмов, так что подумайте о других (улыбается). Я хочу уточнить, что вовсе не отвергаю фильмы, в которых много разговаривают, мне нравится их смотреть, иногда я даже думаю снять такой фильм, но когда я собираюсь это сделать, мне словно что-то мешает, и я возвращаюсь к краткости.

- Что сподвигло вас настолько приблизиться к канонам немого кино и снять в 1999 году фильм «Юха», ваш единственный фильм совсем без диалогов?

- Как я уже сказал, я не люблю шум, и когда начинаю работу над фильмом, объясняю актерам три основных вещи. Во-первых, я советую им импровизировать, позволить извергаться их вулкану, их спонтанным чувствам. Во-вторых, я советую им сконцентрировать все эти эмоции в одном поднятии брови (смеется). В-третьих, не размахивать руками, а использовать медленные и расслабленные движения. Если вы обратили внимание, в моих фильмах никто не бегает и не смеется…

- Но в «Гавре» африканский мальчик бегает и спасается от полиции, чтобы сбылась его мечта…

- Точно, это подтверждает, что правила существуют, чтобы их нарушать (улыбается и делает глоток вина).

- В целом ваш фильм оптимистичен, в нем есть надежда, есть солидарность. В момент, когда мировой финансовый кризис все разрушает, единственная надежда – оставаться человечными и вновь открывать для себя человеческие отношения?

- Каждый раз, когда я снимаю фильм, я это делаю потому, что мне нравится рассказывать истории, а не потому, что мне хочется передать какой-то месседж. Каждый зритель чувствует фильм по-своему, каждый видит в нем что-то свое. Думаю, что в тот момент, когда у нас не останется надежды, не останется и причины быть пессимистами, потому что худшее уже случилось. Если никто не плачет и не смеется в те моменты, когда ты, режиссер, задумал, что зрители должны плакать и смеяться, значит, ты проиграл.

- Вы верите в доброту человеческой души?

- Если бы я не верил в доброту людей, я бы давно с ними не общался. Я бы стал отшельником.

- Фильмов о беженцах и об иммиграции бесчисленное множество. Вы выбрали эту тему как предлог, чтобы рассказать историю, или же поставили себе цель показать взгляд, отличающийся от того, что мы видим обычно?

- Не думаю, что кино должно кому-то читать лекции, люди ходят в кино не для того, чтобы учиться, для этого существует школа, в кино ходят по другим причинам. Я, например, хожу туда поплакать или посмеяться, чтобы испытать какие-то эмоции, а не для того, чтобы послушать лекции о жизни. По-моему, кино придумано для эмоций. Тем более, я не подходящий режиссер, чтобы снимать социальную критику (смеется).

- Вы сказали, что часто ходите в кино. Что вы думаете о современном голливудском кино?

- Для меня существует два разных Голливуда – тот, что был до 1962 года, и тот, что после. Для меня настоящее кино – это кино Трюффо, Куросавы и Робера Брессона, но мне очень нравится и независимое американское кино. Несмотря на огромные финансовые ресурсы Голливуда, если я спрошу, какой шедевр сняли его ведущие киностудии за последние двадцать пять лет, могу поспорить, что никто не сможет мне дать убедительного ответа. Если хотите знать мое мнение, последний американский шедевр, который я видел, - это «Долгое прощание» Роберта Олтмана. Больше нет хороших сценаристов, американское кино, словно спящая змея, кажется мертвым, но продолжает пытаться укусить кого-нибудь, время от времени поднимая голову.

- Ваш фильм – это дань уважения Мельвилю. Есть полицейский в черном, есть погоня, - знак признательности французскому нуару. Как вы объясните присутствие в фильме «плохого парня» в исполнении Жан-Пьера Лео, актера из «400 ударов» Трюффо.

- Во времена «400 ударов» Лео было тринадцать лет, и он играл мальчика, убегающего от общества и преследуемого им. Я хотел показать сюрпризы, которые жизнь готовит для нас, если мы невнимательны и не задумываемся о том, что происходит вокруг нас. Странно, что здесь он играет роль полицейского информатора, который рассказал полиции о маленьком беженце, после того, как сам много лет назад был в его роли. Думаю, что это самое пессимистичное во всей истории, анекдот, который показывает, как общество исподволь лишает нас нашей нравственности.

- Почему все ваши фильмы как будто бы перенесены в 50-е годы? Что вам нравится в этих особых цветах, атмосфере, в этом освещении? Что вас привлекает в той эпохе?

- Не знаю, я словно неразрывно связан со временем, когда сам был маленьким, как будто мне некомфортно в сегодняшнем мире. Я родился в 50-х годах, в то славное время, когда люди еще знали своих соседей по дому. Теперь у всех видеодомофоны с камерами для безопасности, и всем нравится запираться в собственном доме. Наверное, поэтому я решил жить в горах.

- В ближайшее время вы получите Гран-при Туринского кинофестиваля за свои прошлые и будущие заслуги. Вас не смущает получение премии за то, что вы еще должны будете сделать впоследствии?

- Сейчас я чувствую, что сказал с помощью своих фильмов все, что хотел сказать, чувствую, что уже начал повторяться, как художник, который продолжает рисовать разные картины одними и теми же красками.

Перевод с итальянского:  Ю. Шуйская, специально для сайта aki-kaurismaki.ru

Оставить комментарий