Сказочный реализм

Если вам доводилось читать зарубежные статьи, в которых авторы развлекают читателей, прибегая к стереотипам относительно ирландцев и алкоголя, вы по вполне понятным причинам могли рассвирепеть и не на шутку обидеться. Однако когда речь идет о несокрушимом Аки Каурисмяки, самом известном финском кинорежиссере, избежать упоминания аналогичных мифов о пристрастии его сограждан к выпивке становится невероятно сложно.

«Я тут припас для вас бокал и немного вина», – приветствует он меня. Постойте-ка. Разве сейчас не середина рабочего дня? «Ладно, я приберегу это для себя».

Широколицый мужчина с прокуренным голосом, 54-летний Каурисмяки – само добродушие. Каждое его предложение сопровождается сдерживаемым, но все же прорывающимся наружу смешком. Анекдоты сдабриваются ироническими (как мне кажется) подначками. При этом стоит добавить, что и сам он абсолютно не расположен на что бы то ни было обижаться.

Ну что же, начнем разговор. Пожалуй, он захочет откреститься от укоренившегося представления о том, что финны слишком часто прикладываются к бутылке? Отчего, вообще, бытует такое мнение?

«Потому что мы профессионалы, – не раздумывая отвечает он. – Я вспоминаю один случай на Берлинском кинофестивале. Мы были с моим секретарем, когда к нам подошли три ирландских парня и сказали: «Ну, говорят вы, финны, большие мастаки по части выпивки? Давайте-ка это проверим». Я поднял руку и заказал 20 порций водки. Мы выпили их. Потом пришел черед 20 шнапсов. Трое ирландцев распластались на полу, а я просто вернулся к своему секретарю и продолжил прерванную беседу».

Мы можем лишь принести извинения туристическим организациям Финляндии.

За последние 30 лет Каурисмяки создал уникальный жанр кино, в котором эксцентричный юмор сочетается с подлинной заботой о человеке. Такие ленты, как «Девушка со спичечной фабрики», «Человек без прошлого» и «Вдаль уплывают облака», не обходятся без эпизодов нарастающего сюрреализма, но при этом каждая из них сохраняет свое неподдельное эмоциональное ядро.

Его последний фильм, великолепный «Гавр», практически целиком укладывается в этот канон. В картине рассказывается о помогающем юному иммигранту из Африки пожилом чистильщике обуви, которому на своем веку довелось пожить и богемной жизнью. Как всегда у Каурисмяки, то тут, то там зрителю предлагаются затейливые шутки. Однако на протяжении всей ленты режиссер ни разу не рискует создать дистанцию между аудиторией и колоритными героями картины.

«Зрители ходят в кино не просто так, – уверен Каурисмяки. – Если это комедия, они приходят туда посмеяться. Если драма, они непременно хотят трагизма. И уж точно, придя в кинотеатр, они не хотят оказаться на политической лекции. А потому мой фильм – сказочная вариация на серьезную тему. Я до сих пор не уверен, достаточно ли он получился легким. Но я и сейчас убежден, что пошел верным путем».
Каурисмяки родился в центральной Финляндии в 1957 году. По его словам, в юности ему вместе со старшим братом Микой, ныне тоже известным кинорежиссером, было нелегко знакомиться с мировым кинематографом. Но поход на сеанс, составленный из двух пугающе точно подобранных фильмов, помог ему стать тем режиссером, которого знает весь мир.

«Впервые я познакомился с серьезным кино в киноклубе. Это был двойной сеанс, на котором показывали «Нанук с Севера» Роберта Флаэрти и «Золотой век» Луиса Бунюэля».

Идеальное сочетание: лишенное всяких прикрас документальное кино и образец сумасшедшего сюрреализма. В этом весь Каурисмяки.

«Да, из этих двух фильмов вы можете вывести все мое творчество, ведь они, в определенном смысле, представляют собой два полюса кинематографа. Я всегда работал где-то между. После сеанса я пребывал в состоянии шока. Я и не догадывался, что кино может быть одним из видов искусства. Прежде я никогда не видел ничего подобного. Это и вправду стало для меня откровением».

И все же после того случая он далеко не сразу начал снимать фильмы. Каурисмяки провел три года, изучая журналистику в Университете Хельсинки, но променял образование на опыт «реальных профессий». Так он успел побыть мойщиком посуды и почтальоном. Став к этому времени подлинным киноманом, он писал чудные критические статьи, а в 1989 году вместе с Микой создал собственную кинокомпанию под названием «Виллеальфа» – дань уважения «Альфавилю» Жана-Люка Годара.

Фильмы, которые начали снимать братья, не укладывались в рамки ни одной из существовавших на тот момент концепций независимого кино. Они были бескомпромиссны, эксцентричны и лаконичны. И в них практически не было той пафосной неторопливости, которую мы всегда получали от таких высоколобых снобов, как Микеланджело Антониони и Алена Рене. Эти ребята явно умели вволю посмеяться.

«Посмотрите любые из моих фильмов, и вы поймете, что все они одинаковы. Я не даю моим актерам указаний относительно того, как нужно вести себя перед камерой, но я контролирую их на все 100 процентов. Потому в моих лентах нет актерства. В них никто не играет. Они не размахивают руками, словно ветряные мельницы. Их действия находятся под неусыпным контролем. Даже если сами они об этом не догадываются. Перед каждым дублем я каждому из них шепотом говорю несколько слов. Но даже не надейтесь, что я повторю вам эти слова. Это коммерческая тайна. Ха-ха-ха!»

Мы не погрешим против истины, сказав, что, хотя фильмы Каурисмяки и посвящены самым разнообразным темам, актеры в них всегда придерживаются сдержанного, слегка отстраненного стиля. Складывается впечатление, что даже собаки посещали «актерскую школу» Каурисмяки. Появляющаяся в «Гавре» собака – отнюдь не редкость для творчества финна – справилась со своей ролью превосходно.

«Они ни черта не стоят, – делится он своими впечатлениями от сотрудничества с четвероногими братьями. – Это самые дешевые актеры, которые, к тому же, никогда не жалуются. Они умеют играть. Собакам следовало бы платить те же деньги, что и людям. Это было бы справедливо. Ха-ха-ха!»

Каурисмяки впервые привлек международное внимание после создания в 1989 году ленты «Ленинградские ковбои едут в Америку». Этот фильм стал отражением абсурдистского аспекта его весьма своеобразной эстетики. Годом позже в прекрасной «Девушке со спичечной фабрики» он обнажил перед зрителем более чувствительную сторону своей натуры. Каурисмяки как-то признался, что около половины своих лент снял трезвым, а вторую половину – в доску пьяным. После этого критики, небезосновательно, попытались разделить его фильмы на эти две категории. Возможно, как раз «Ленинградские ковбои» стали плодом пьяного вдохновения режиссера, а «Девушку со спичечной фабрики» он снимал уже с прояснившимся разумом.

«Эта была не шутка. Это факт, – настаивает он на своем (тем самым заставляя меня подозревать, что это, возможно, все-таки была шутка). – И никто не сможет отличить одни фильмы от других. Вы смотрели «Человека без прошлого»? На съемочной площадке этого фильма я пребывал исключительно в пьяном виде. А вот «Гавр» я снимал трезвым. Вы можете найти отличие? После съемок «Человека без прошлого» я не поленился посчитать бутылки из-под бренди. Их оказалось 26. Но вы, тем не менее, не сможете найти никаких отличий».

Как это возможно – снимать фильм после такого количества выпитого? Должно быть, сфокусироваться на картинке и то представляется весьма нелегким делом.

«Когда концентрируешься на фильме, это не имеет значения. Ты всегда или абсолютно пьян, или абсолютно трезв. Третьего не дано».

В начале своей карьеры Каурисмяки был весьма плодовитым режиссером. Даже не ограничивая себя в выпивке, он умудрялся создавать по две достойных картины в год. В последнее время темп работы несколько снизился. Он признается, что когда-то любил дразнить Джима Джармуша, культового американского режиссера, за то, что у последнего между двумя фильмами проходило очень много времени.

«Я прозвал его мистер Медленный. Теперь он меня нагоняет».

С момента создания Каурисмяки предыдущего полнометражного фильма – «Огни городской окраины» – прошло шесть лет. Большей частью он провел их в Португалии со своей "очень терпеливой" женой, с которой они вместе уже 28 лет. Он собирает грибы, читает, время от времени смотрит немые фильмы. Что же вообще подвигло его на съемки «Гавра»? Ведь, судя по всему, его нынешняя жизнь и так исполнена приятности.
«Да, я живу там, потому что дальше Португалии уехать от Хельсинки уже невозможно – разве что в Ирландию. Ха-ха!» – объясняет мой собеседник, но затем неожиданно меняет тему: «Понимаете, если бы я не остановил там [в Гавре – прим. перев.] свою машину, мне бы пришлось снимать в Бельгии. Я ехал с юга, высматривая походящее место. Проехал всю Испанию и Португалию, оказался в Гавре и просто остановился. У меня кончился бензин».

С Каурисмяки никогда не поймешь, дурачит ли он вас или же говорит всерьез. Его ирония достигла того уровня, вследствие которого беседа приобретает свойство ускользающей драмы абсурда. Спросите его, верно ли то, что он намеревается завершить карьеру после своей 20-ой («Гавр» – его 18-ая работа) картины, и получите ответ, который заигрывает с обоими вариантами, но так и оставляет вас в недоумении. Возможно, его легендарное пьянство тоже всего лишь мастерская мистификация. Наверное, он проводит вечера, потягивая чай и читая проповеди.

Нет, это уж слишком неправдоподобно. В нем чертовски много финского. А потому весьма любопытно, вернется ли он когда-нибудь домой. Нации не должны лишаться своих гениев.

«Я предпочитаю места, где люди разговаривают. Хорошенько выпив, финны становятся даже чересчур болтливы. Но в течение дня из них и слова не выбьешь. Все выглядят так, словно они вышли из «Ночи живых мертвецов».

За себя Каурисмяки уж точно может быть спокоен – его никак не примешь за зомби. На часах только 15.30, а он уже впечатляюще весел. Остается только порадоваться за него.

«Было бы здорово пропустить с вами по бокальчику! Но раз вы отказываетесь, я выпью вместо вас, ничего?»

Я не возражаю.

Перевод с английского:  И. Васильев, специально для сайта aki-kaurismaki.ru