на главную   интервью

Беседа с Аки Каурисмяки по поводу фильма «Огни городской окраины»

Маргерит Дёбьес и Ролан Елье  |  Les fiches du Cinéma  |  27.10.2006
Собираясь на встречу, назначенную в зале отеля, мы готовились «вытягивать слова» из финского режиссера, слывущего непростым собеседником. Если он и в самом деле такой, то это только на первый взгляд. Более того! Он слушал наши вопросы, отвечал на них, иногда через небольшую паузу, внимательно и искренне.

Его глубокий пессимизм в отношении нынешнего положения дел в мире, Финляндии и особенно в кино оттенен юмором, тонким и обескураживающим одновременно. Если судить по придуманным им образам главных героев, Аки Каурисмяки кажется сентиментальным человеком, знатоком униженных и оскорблённых, закамуфлированным в шкуру неотесанного грубияна. В таком случае, непременно… Мы просим его на «бис».

«Преступление и наказание» и «Жизнь богемы» – две экранизации. В самом начале «Огней городской окраины» трое рабочих или моряков появляются в кадре, говоря о Достоевском, Чехове, Гоголе… словно речь идет о закадычных приятелях. Какие еще ссылки на литературу есть в вашем творчестве, и в более общем смысле: что вас связывает с литературой?

– Без русской литературы не было бы финской литературы. Так как Финляндия более ста лет была частью России, это влияние было настолько сильным, что ощущается до сих пор. Финская литература зародилась где-то между Толстым, Достоевским, Чеховым, Тургеневым и Гоголем – с одной стороны, и Золя или Виктором Гюго – с другой. Обе стороны оказали огромное влияние. Мы всегда были между двух этих стран – между Францией и Россией. Всегда перенимали что-то извне. Сами мы не способны сочинять, создавать такую литературу. Это наша сильная сторона и слабость одновременно.

– Вы уже много лет используете стиль, цветокарты, декорации и аксессуары, в которых чувствуется влияние дизайна 50-60-х годов. Такой выбор свидетельствует о вашей художественной восприимчивости, ностальгии по детству или же это означает что-то другое, имеет более глубокий смысл?

– В 50-60-е годы финский дизайн был изобретательным и серьезным, но его больше нет. На самом деле, всё это мне совершенно чуждо. У себя дома я хочу видеть несколько предметов той эпохи – в частности, бокалы – вот и все. В фильме нет стремления показать стиль 50-х годов. Единственная точка соприкосновения – выражение арктического одиночества. И еще. Одиночество, каким оно воспринимается и понимается в туристических путеводителях!

– Нет ли в стилистике фильма советского влияния, как в работе над образом, так и в том, что касается, например, обстановки помещений?

– Можно взять любую страну… Мне нравится именно дизайн 50-х годов. 60-е – еще куда ни шло. На самом деле в расчет можно принять только 30-е и 50-е годы. 40-е годы по известным причинам были, скажем так, исковерканным десятилетием. У людей не было времени на дизайн или искусство жить, они предпочитали убивать друг друга.

 – Когда-то вы планировали снять города Европы до того, как их изуродует современность. Именно в таком духе вы сняли фильмы «Я нанял убийцу» в Лондоне и «Жизнь богемы» в Париже. На каком этапе этот проект сейчас? Не слишком ли поздно, ведь, как сказала Мирья в «Огнях городской окраины», «все города одинаковые»?

– Когда я задумал этот проект, я был молод. Это в некотором роде дремлющий проект, время от времени я пытаюсь его разбудить. Мой следующий фильм, который я сниму во Франции, будет в этих рамках. Я не могу больше снимать в Финляндии или в Хельсинки. Там я снял уже каждый квадратный метр, мне больше нечего добавить. К тому же мое желание снимать во Франции не случайно: здесь в ресторанах еще можно курить. А разговор о литературе пока не является поводом для прибытия полиции или отряда безопасности.

– Фильм «Огни городской окраины» был заявлен как последняя часть трилогии о так называемых «неудачниках», начавшейся с фильмов «Вдаль уплывают облака» и «Человек без прошлого». Это формулировка журналистов, или вы действительно задумали эти фильмы как трилогию? А если да, то чем эти неудачники более неудачливы, чем другие ваши неудачники?

– В самом деле, это я распустил эти слухи. «Тени в раю», «Ариэль» и «Девушка со спичечной фабрики» уже вошли в одну трилогию. А новая трилогия затрагивает те же темы, те же вопросы. Но все закончено. Снять последние кадры, повернувшись спиной к морю, для меня – способ поставить на этом точку…

– По поводу точки…

(по-французски): «По поводу Ниццы»! [1]

– Да… По поводу точки, вы неоднократно говорили, что устали от кино и хотите прекратить снимать фильмы. Что вы решили? У вас еще возникает такое желание, чего, конечно же, никому не хотелось бы?

– Я не уверен, что хочу вернуться на стройку. А ведь я был отличным работником. Но при одной мысли, что придется вставать в шесть утра… Теперь уже слишком поздно, я пристрастился к праздной жизни. Я часто говорю, что люблю ручной труд, что это интересно, но теперь всё это стало слишком теоретически. Вот уже тридцать лет я занимаюсь бесчестным делом, разрушающим душу. Если бы кинопроизводство не изменилось до такой степени, если бы осталось командной работой… Теперь это – занятие в полном одиночестве. Раньше все было по-другому, можно было наблюдать за работой остальных. А сегодня здесь – Джармуш, там – Альмодовар… Больше нет той атмосферы. Все должно быть как в футболе, в хорошем смысле, командная работа на основе соревнования: «я – на воротах, ты – защитник, а ты – нападающий. Какую игру мы поведем, что будем делать?»

– Раз вы об этом заговорили, я хочу вернуться к вопросу о душе. Мне кажется, что каждый из фильмов трилогии иллюстрирует теологические ценности: веру, надежду и милосердие. Можно ли толковать эти фильмы в таком смысле, или это ошибочное видение этой трилогии о неудачниках?

– Я немного играю с этим. Я тоже кое во что верю… Я верю деревьям. Но я не верю религии, ни одной из религий. Я считаю себя человеком в здравом уме. Поэтому я не верю и не выношу лжи разных конфессий и разных народов, этой лжи, которая позволяет петь «Аллилуйя», стреляя людям в затылок. В «Огнях городской окраины» нет милосердия, в отличие от «Человека без прошлого», в котором я хотел отдать дань уважения Брессону. Не более того, если не считать, что по сути о милосердии говорит все. Я глубоко верующий, хотя в нашем мире это очень сложно.

– В течение года с момента выхода фильма «Вдаль уплывают облака» Жан-Люк Годар повторял в каждом интервью, что давно уже не видел таких красивых фильмов. Когда так говорит режиссер такого уровня, разве не чувствуешь себя менее одиноким?

– В дни моей молодости для меня он был богом. И сегодня тоже – один из великих. Приятно, что он проявляет интерес к моим безделицам. Печалит одно: что между фильмами Годара и моими не было ничего примечательного, а мои можно не принимать в расчет. Быть может, Фасбиндер… тем временем умер Голливуд, это даже не было сенсацией. Не появилось ничего нового, кроме фильмов, которых мы не видим, которые снимаются в Буркина Фасо, в Африке, или совсем маленьких странах. Но политика проката такова, что нам их не показывают. Прогулка закончена. (по-французски) Загородная прогулка закончена! [2]

Интервью от 19 сентября 2006 г., Париж.


[1] Внезапно возникшее в разговоре, упомянутое Каурисмяки название немого документального коротко­метражного фильма французского режиссера Жана Виго (1930).
[2] Фильм Жана Ренуара по новелле Мопассана «Загородная прогулка».

Перевод с французского:  Л. Тюрина, специально для сайта aki-kaurismaki.ru

Оставить комментарий