Аки Каурисмяки: «Фильм – это растение, которое вырастает на свалке»

Дилетант, сюрреалист, перфекционист, страдающий бессонницей, «чувствительный, как дорожный каток»... Когда Аки Каурисмяки  говорит о себе − это уже фильм Аки Каурисмяки, этого странного и трогательного пессимиста.

– Название фильма в оригинале означает именно «Человек без прошлого»?

– Рабочее название фильма было «БОМЖ» или «Бездомный». На французский оно могло бы переводиться как «бродяга», но это название уже использовано Чаплином. В итоге, мы определились буквально за полчаса до выпуска афиш: «человек без прошлого» −  одно и то же название по-фински и по-французски. Это неплохое название, потому что оно дает точное представление о фильме и не обманывает зрителя.

– Это важно?

– Безусловно. Первый фильм, снятый моим братом, в котором я играл главную роль, а также написал сценарий, назывался «Лжец». Но долго лгать невозможно. Впрочем, нужно чтобы кто-то сообщил об этом американскому президенту или хотя бы тому, кто пишет для него речи.

– Как появился «Человек без прошлого»?

– У детей есть ящик, в котором они хранят свои игрушки, а у меня есть подсознание. Все, с чем я сталкиваюсь, откладывается в подсознании, а после мне остается только ждать. Для меня фильм, словно растение, которое вырастает на свалке, возможно, не слишком красивое, но вырастает. Как? Я не знаю. Но Тристан Тцара сказал, что мысль рождается во рту, и я развил эту идею, ведь выше рта есть отверстие и теплое дыхание смешивает буквы, и они складываются в слова, совершенно случайно, абсолютно беспорядочно. На самом деле у этой идеи есть название: сюрреализм  (cюрреализм по-французски дословно значит "НАДреализм", то, что находится выше реализма – прим. пер.)

– Тем не менее ваши фильмы очень реалистичны. Ваши герои часто делают работу, которую вам самому приходилось выполнять на стройках, на заводе, на почте...

– Да, они − из прошлого, когда я занимался честным трудом. Воспоминания и реальность не вступают в противоречие с сюрреализмом. В него даже входит музыка или литература. Я снял «Преступление и наказание», «Гамлет идет в бизнес» и «Жизнь богемы», потому что Шекспир, Достоевский и Мюрже – люди сегодняшнего дня. Они одновременно и реалисты, и сюрреалисты. Внимания заслуживает не только то, что они пишут, но и то, на что они вдохновляют.

– Каково ваше место среди них?

– Я где-то между Эйзенштейном и Де Сика. Но это очень скромное место, потому что у меня нет права стоять рядом с ними. Я произношу два этих имени, но это великие имена, и мое имя не может быть в том же ряду. Угадайте, почему... Потому что я – дилетант.

– Даже если вы снимаете кино уже более двадцати лет?

– Я считал, что снял множество фильмов. Но лишь взятые вместе они что-то значат. Так как я невелик, я крайне рассудителен. Я понял, что никогда не смогу создать шедевр, и все, что мне остается, − снимать множество фильмов; так мое творчество обретает смысл. Я всегда повторяю одно и то же, чтобы быть понятым. Что такое шедевр? «Броненосец “Потемкин”», «Похитители велосипедов»... Эйзенштейн и Де Сика – режиссеры, которые создали много других шедевров. Я привожу их в пример, но что могли думать о своей работе они сами? Это были перфекционисты. В мире полно перфекционистов – жаль, что они никогда не попадают в правительство. И я тоже по-своему перфекционист.

– Это значит...?

– Что я лучше умру, чем потерплю поражение. И я не имею в виду только кино. Это касается всего, что я делаю. Когда я мою посуду – в молодости я мыл посуду в ресторанах – и если бы продолжил (какая потеря), то был бы прекрасным посудомойщиком. Так же было, когда я работал в лесу. Решение спилить дерево принимается не без причин: нельзя брать живое дерево, но нужно уметь распознать мертвое; это нужно сделать, потому что рядом растут деревья, которые должны жить; потом, если удается спилить дерево, нужно, чтобы оно на вас не упало, иначе − смерть! И тогда можно посмеяться, сказав себе: «О! Вот и мне удалось кое-что сделать!» А вашей последней мыслью перед тем, как вас раздавит деревом, будет «Ах! Я всего лишь дилетант!» То же самое и в обычной жизни. Перфекционист – это тот, кто не прощает себе ошибок... но постоянно их совершает. Каждую ночь он пытается повеситься. Но это ему не удается... Вот причина его ожесточения. В Финляндии с самого рождения вас автоматически объявляют «евангелистом-лютеранином», и нужно ждать своего шестнадцатилетия, чтобы иметь право отказаться им быть. Я сделал это в 16 лет и одну минуту – из-за того, что священник опоздал. В 13 лет я сказал родителям: «Я хочу отделиться от Церкви». Они отказали. Мне пришлось ждать еще три года. Это долго. Но я настолько верующий, что мне нужна религия. Не официальная религия, которая охмуряет и обманывает меня. Теперь я верю деревьям, потому что они не лгут; чтобы стать лесом, им нужно установить между собой честные отношения. Об этом также говорится в моих фильмах. В глубине души я очень религиозен; моя безнадежность – в мыслях, что Бог мертв, Христос – наркоман, а апостол Петр потерял ключи от рая. Нет, не от рая: ключи от неба.

– Вы уверены, что Христос наркоман? ...

– Из-за движения хиппи, да. Но ошибиться может каждый, даже Христос. Мне всегда казалось, что Христос – рок-певец, что он рядом с Элвисом.

– Так вот о чем ваш музыкальный фильм «Ленинградские ковбои встречают Моисея»? Пересечение Библии и рока?

– Конечно. К сожалению, люди плохо его поняли. Они знают рок лучше, чем Библию, и не смогли сопоставить. Не путать: Элвис – не Иисус. Но и Иисус − не Элвис.

– Это связано с кино?

– Не знаю. Каждый раз, снимая фильм, я стараюсь не думать, потому что считаю: рассудок и кино несовместимы. Кино основано на древней традиции рассказывать истории. Именно это я и пытаюсь делать: рассказывать истории. Отыскиваю общие для всех истории и хочу сделать их понятными каждому. Если бы я снял фильм непонятный китайскому крестьянину, полгода не смог бы спать спокойно. Впрочем, я и так не сплю...

– Вы не находите, что последние ваши фильмы стали мягче, чем первые, такие как «Ариэль» или «Девушка со спичечной фабрики»? Что стало меньше черного юмора и больше любви, как в фильмах «Вдаль уплывают облака» и «Человек без прошлого»?

– У каждого фильма − особый жанр, и я следую его развитию. Я – чрезвычайно чувствителен. Как дорожный каток. И я с глубоким пессимизмом смотрю на будущее этого мира. Человечество может исчезнуть, иного оно не заслуживает. У людей был шанс, но они его упустили; они совершают слишком много ошибок.

– Какой шанс?

– Попытаться хотя бы сыграть человека, вести себя как цивилизованное существо. Если бы это зависело от меня, человек бы исчез, а природа смогла бы жить в мире... Но во всем этом есть одна небольшая сложность. Когда видишь, как улыбается ребенок и жизнь словно открывается ему навстречу... вся моя теория рушится.

Перевод с французского:  Л. Тюрина, специально для сайта aki-kaurismaki.ru