на главную   интервью

Каурисмяки возвращается в Париж Анри Мюрже

Жиль Анкетий  |  Le Nouvel Observateur  |  12.03.1992
Сняв «Жизнь богемы» финский режиссер осуществил мечту своей молодости. Он втянул в эту авантюру Жана-Пьера Лео.

Нужно быть Аки Каурисмяки, чтобы пятнадцать лет мечтать экранизировать «Сцены из жизни богемы». В 1976 году будущий «финский Годар» умирал от скуки, сидя в почтовом отделении, и тут друг дал ему почитать книгу Анри Мюрже. Гром среди ясного неба. Он немедленно увольняется. Решение принято: он станет режиссером, чтобы экранизировать книгу, изменившую его жизнь. Девять фильмов спустя его мечта сбылась на улицах Малакофа [1], где в прошлом году вместе с французско-финской командой он наконец-то снял эту мелодраму. В экранизации Каурисмяки Родольфо – албанский художник-нелегал, Марсель – французский писатель на мели, а Шанар – ирландский музыкант в нелучшем положении. Черно-белый фильм полон меланхоличного и нестройного чудачества, свойственного произведениям вне всяких правил, кроме одного – удовольствия режиссера, для которого снимать кино – прежде всего акт свободолюбия. Это атмосферный и очень современный фильм, в котором тонко культивируется старомодное очарование довоенного кино, когда режиссеры умели неспешно рассказывать истории, приближая их к жизни.

В «Жизни богемы»  рассказывается о человеческом достоинстве, когда даже при самых тягостных невзгодах люди сохраняют самоуважение. «Не вижу разницы, – объясняет Каурисмяки, – рассказать о жизни художников-изгоев или мусорщика из “Теней в раю”, рабочей из “Девушки со спичечной фабрики” или канцелярской крысы из “Я нанял убийцу”. Все мои персонажи в своем роде художники чувства собственного достоинства. В “Жизни богемы” ни один из героев не соглашается продать свое искусство, свою душу. Никто не вступает в сделку с дьяволом. Таким образом они сопротивляются».

Для великого и ужасного г-на К. достоинство выражается в речи. «Наибольшее значение я придаю тексту. И здесь я неумолим. Все свои диалоги я пишу на устаревшем финском. Ненавижу современный язык. Мой финский из прошлого жутко раздражает соотечественников. Но мне плевать. В фильме “Я нанял убийцу” Жан-Пьер Лео говорил на устаревшем английском. На съемках “Жизни богемы” мне нравилось, что финские актеры, которые не владеют французским, произносят диалоги на свой манер. Так они создали новый язык». Благодаря камере Каурисмяки, французский пригород обрел странную поэтичность городов Превера или Карне. «Сегодня старый Париж можно найти только в пригородах. Я хотел снимать этот фильм непременно в городе Мюрже.  У меня совершенно особенная любовь к этому автору и его книге. Париж Мюрже – сегодняшний Малакоф. Все дело в атмосфере. Я не люблю видоизменять реальность. Поэтому мне нужно было снимать в обитаемых местах, даже если речь идет о комнате в восемь квадратных метров. Впрочем, я бы никогда не смог жить в современном доме».

Каурисмяки не любит, когда его называют мастером. «Я ремесленник кинематографа. Я пишу, снимаю, монтирую, продюсирую. Быть мастером – значит работать в одиночестве. А я слишком ленив, чтобы справляться в одиночку, поэтому работаю в команде». Странный режиссер, отказывающийся смотреть современные фильмы! «Я смотрю лишь фильмы, снятые до 1962 года. До этого времени кино оставалось невинным».

В Жане-Пьере Лео Каурисмяки нашел актера своей мечты. «В свои 20 лет я уже считал его самым великим актером в мире. Всегда стремился ему подражать. Я чувствую, что он мне близок. Это совершенно особенный актер-комик. На съемках “Я нанял убийцу” я дал ему всего одно указание: “Бастер Китон”. И он все понял. Не знаю никого достойнее и простосердечнее».

Скоро Каурисмяки уезжает в Эстонию на съемки нового фильма. А потом он мечтает перенести свою камеру в Албанию. Этот сумасброд-финн шесть месяцев в году проводит в Янине, в глубине Греции, а снимал и в Лондоне, и в Париже. «Что вы хотите, – смеясь говорит он, – я – европеец-универсал».


[1] Пригород Парижа

Перевод с французского:  Л. Тюрина, специально для сайта aki-kaurismaki.ru

Оставить комментарий