на главную   интервью

Аки Каурисмяки: «Никогда не оглядываться»

Дэймон Смит  |  Filmmaker  |  19.10.2011
В изданном в 2003 году «Новом биографическом словаре кинематографа» (The New Biographical Dictionary of Film) критик и историк кино Дэвид Томсон, завершая благосклонную статью, посвященную финскому режиссеру Аки Каурисмяки, отмечает, что автор из Хельсинки мог бы добиться значительного успеха, «обрати он свой язвительный взгляд на политику». Сложно представить, как выглядел бы политический фильм Каурисмяки, учитывая, сколь мастерски режиссер сохранял баланс между бесстрастным юмором и беспросветной тоской в своих неоднозначных историях социального отчуждения представителей рабочего класса: такие фильмы, как «Девушка со спичечной фабрики» и «Ариэль», представляются скорее поэтическими, удивительно трогательными камерными творениями. Но мы, наконец, дождались от финского мастера картины, если не политической, то, по меньшей мере, имеющей политическую подоплеку. Последняя комедийная притча Каурисмяки «Гавр», завоевавшая в нынешнем мае приз ФИПРЕССИ на Каннском кинофестивале и выдвинутая Финляндией на премию «Оскар», отталкивается от не слишком приветливого отношения Европы к вновь прибывшим иммигрантам и превращает существующий конфликт в милую, исполненную гуманизма сказку, воспевающую взаимопомощь.

Журнал «Филммейкер» (Filmmaker) посредством электронной почты побеседовал с Каурисмяки о французском кинематографе, финских писателях, невзгодах беженцев и причинах, по которым Джон Уэйн был любимцем Форда и Хоукса. Премьера «Гавра» в Нью-Йорке состоится в кинотеатрах «Линкольн Плаза» (Lincoln Plaza Cinemas) и «Ай-Фи-Си Сентер» (IFC Center).

- Вы создавали фильм отчасти в надежде на то, что он будет иметь сильный резонанс в континентальной Европе и найдет отклик в сознании зрителей в таких странах, как Франция, Германия, Австрия?

- Снимая фильм, я никогда не думаю об аудитории. Не из-за равнодушия к зрителям, но из-за опыта, который подсказывает мне, что оно того не стоит. Тем не менее, очевидно, что очень немногие беженцы оказываются в столь отчаянном или несчастливом положении, чтобы решиться на переезд в Финляндию.

-Один из возможных вопросов, которые поднимаются в «Гавре», касается того, каким образом здоровье общества зависит от его отношения к иммигрантам, вынужденным переселенцам и иным так называемым «нежелательным» лицам. Не эта ли мысль стала отправной точкой, когда Вы изначально продумывали сюжет?

- Теперь, после Ваших слов, кажется, что это единственно возможный способ воспринимать фильм, однако все это уже по части анализа, а я таким не увлекаюсь. Пока я пишу, на это не остается времени, после в этом не остается смысла, потому как все равно уже ничего нельзя изменить.

- Как у Вас возникли образы героев фильма?

- Мой метод очень прост: когда в голове у меня рождается ядро сюжета, то есть главный герой и его «проблема», я попросту забываю обо всем этом месяца на три, а затем в течение одного долгого уик-энда печатаю сценарий. К тому времени подсознание (надо надеяться) выполнило всю необходимую работу. Я создаю персонажей одновременно со сценарием. В случае с «Гавром» долгое время я никак не мог найти профессию для главного героя, но все сразу же встало на свои места, когда мне чистили ботинки в Португалии. Парень был удивлен, получив 20 евро чаевых.

- Сюжет «Гавра» развивается как сказка – жизнь, какой мы бы хотели ее видеть, – внося в финале истории фантазийный, полный надежды поворот в судьбу Идриссы. Откуда проистекает оптимизм картины?

- Тяготы беженцев – печальная тема, для которой в реальной жизни слишком часто уготованы безрадостные развязки. Потому посвященному этой проблеме художественному фильму нужно как минимум два хэппи-энда, чтобы хоть немного восстановить баланс.

- Вы всегда испытывали симпатию к рабочему классу, равно как и к изгоям, неудачникам, маргиналам и одиночкам. В отличие от сентиментальности, которой дышат гуманистические картины прошлого, или нарочитой откровенности современных социальных реалистов, в таких фильмах, как «Девушка со спичечной фабрики» или «Вдаль уплывают облака», действительность изображается с позиций абсурдности. В Ваших лентах находит свое отражение отчетливо экзистенциальное мировоззрение, которое Вы можете назвать своим собственным?

- Учитывая, что я – стопроцентный автор своих фильмов, вероятнее всего, они отражают мое умонастроение и взгляды на общество и человеческие взаимоотношения.

- Характерной чертой Ваших фильмов является то, что они в равной степени угрюмы и беззаботны. Вы прибегаете к комическому тону, потому как он помогает войти в эмоциональный контакт со зрителем, или это попросту Ваш естественный метод?

- Как я уже говорил, я не думаю об аудитории во время съемок фильма, это правда, из которой, однако, не вытекает, что я делаю кино не для зрителей. Режиссеру, который не может манипулировать чувствами зрителя, вызывать у него смех, слезы или страх, стоит подумать о смене профессии. Манипулирование – это то, за что люди платят в кассах кинотеатров.

- Ваш первый фильм, «Преступление и наказание», был серьезной экранизацией Достоевского. Начиная с «Союза Каламари», акцент сместился на элементы, которые в итоге и создали Ваш неповторимый стиль: бесстрастный юмор, минимализм в диалогах, выверенная, стилизованная игра актеров. Что вызвало к жизни такую перемену? Как Вы обрели собственный голос?

- Я отказался от юмора в «Преступлении и наказании» отчасти из-за отсутствия оного в романе, отчасти же потому, что экранизация сама по себе была нелегким испытанием. После я пожалел о своем решении, и, возможно, поэтому в «Гамлете», снятом мной несколько лет спустя, вы не найдете и тени серьезности. Перед тем как снять кино по Достоевскому, я написал сценарии для двух фильмов Мики и уже в них выработал диалогический стиль, в котором меня обвиняют.

- Совместная работа с Микой в начале карьеры каким-либо образом повлияла на Ваше кинематографическое видение?

- В ранних фильмах я выступал в качестве сценариста, а Мика – в качестве режиссера. Это создавало иллюзию общего стиля, которого никогда не существовало в действительности.

- Эпизод с Литтл Бобом в «Гавре» – одно из моих любимых мест фильма, он продолжает ряд «живых» музыкальных выступлений в Ваших картинах (Джо Страммер, Франки в «Союзе Каламари», «Leningrad Cowboys»). Где берет начало Ваша очевидная страсть к музыке и стилю раннего американского рока и рокабилли?

- Все финские подростки, рожденные в конце 50-х – начале 60-х, впитали американский и английский блюз, ритм-энд-блюз и рок-н-ролл с молоком матери.

- «Юха» представляла собой немое, черно-белое кино, возвращающее нас в молодость кинематографа, «Я нанял убийцу» отдал дань классике нуара. «Гавр» же полон отсылок к Мельвилю и Клузо, в первую очередь через персонажа, сыгранного Жан-Пьером Даруссеном. Помимо дани уважения, эти аллюзии, имеют, вероятно, более глубокий смысл связующих звеньев между кинематографом прошлого и настоящего, по меньшей мере, в тех моментах, когда этого требует сюжет?

- Я, безусловно, надеюсь, что это так. Мой «стиль» – если таковой существует – конечно, ближе к Тати, чем к Мельвилю, но мне хотелось иметь хотя бы одного персонажа, приводящего на ум их обоих, плюс немного Клузо, Карне, Ренуара и прочих, добавьте сюда налет французского послевоенного неореализма да еще чуть-чуть того и сего, но так, чтобы все это не бросалось в глаза, а сводилось к едва уловимым намекам и реминисценциям. Впрочем, режиссер, о котором я все больше и больше размышляю нынче, это Чарльз Чаплин.

- Мне известно, что Вы ненасытный читатель, а Ваши кинематографические интересы простираются безгранично широко: от Жана Виго до Майкла Пауэлла, от Мельвиля до Одзу. Существуют ли для Вас равноценные авторы в финском искусстве, литературе, кинематографе?

- Хотя Финляндия во многих смыслах является маленькой страной, ее литература всегда находилась на высоком уровне: Алексис Киви, Эйно Лейно, Юхани Ахо, Пентти Хаанпяя, Мика Валтари, Марко Тапио, Ханну Салама, если называть лишь некоторые имена. Кроме того, в начале 20-го века Финляндия дала миру немало великолепных художников.

- Какой вклад в Ваше художественное видение вносит Тимо Салминен, оператор, ставший неизменным членом Вашей команды?

- Я отвечаю за сюжетную линию и за то, что зритель увидит в кадре, но в вопросах освещения Тимо предоставлена практически полная свобода. Однако так как мы работаем вместе уже более 30 лет, нам нет нужды даже открывать рот. Взаимодействие происходит автоматически.

- Согласно известному высказыванию Годара, съемки движущейся камерой предполагают моральный выбор. Вы бы сказали, что верно противоположное?

- Он еще говорил, что стул, на котором вы сидите, связан с политикой. Для меня он остается просто стулом, и некоторые фильмы выигрывают от использования движущейся камеры, а некоторые (например, «Токийская повесть») нет.

- Вы не могли бы поподробнее объяснить, почему 35-мм пленка и то, что Вы называете «глубоким экранным пространством», являются для Вас непреложными условиями работы, отчего у Вас не возникает ни малейшего соблазна поиграть с новыми цифровыми технологиями?

- Я достаточно стар, чтобы умереть со своими представлениями о кино.

- В «Гавре» Кати Оутинен досталась относительно небольшая роль, но она снялась во многих Ваших фильмах, где зачастую блестяще играла угнетенных, но вызывающих симпатию персонажей. За счет чего она продолжает оставаться для Вас источником вдохновения?

- Если они хороши, зачем искать замену? То же самое относится ко всей съемочной группе. Уж не знаю, вдохновлял ли Джон Уэйн Форда или Хоукса, но они продолжали использовать его, хотя он был страшен как черт.

- Когда Вы оцениваете свое творчество само по себе – не обязательно в сравнении с Вашими любимыми фильмами – каков Ваш вердикт?

- Никогда не оглядываться.

Перевод с английского:  И. Васильев, специально для сайта aki-kaurismaki.ru

Оставить комментарий