на главную   интервью

Аки Каурисмяки, попытка интервью

АЛИСТЕР ХАРКНЕСС  |  scotsman.com  |  23.02.2012
Он утверждает, что ненавидит собственные фильмы, что не хотел быть режиссером и что далек от политики – кроме случаев, когда он… Алистер Харкнесс пытается справиться с Аки Каурисмяки.

Интервью с Аки Каурисмяки, финским режиссером, ответственным за появление на свет культовой артхаусной ленты «Ленинградские ковбои едут в Америку» и номинированного на «Оскар» «Человека без прошлого», чем-то напоминает разговор с персонажем из его фильмов. От диалога веет неестественностью, после вопросов в воздухе повисает молчание, и никогда не ясно, насколько серьезно следует воспринимать ту или иную реплику.

Возможно, причина этого кроется отчасти в том, что я пытаюсь побеседовать с Каурисмяки о его новом фильме «Гавр» – бесстрастной трагикомедии о стареющем чистильщике обуви, подружившимся с юным нелегальным иммигрантом, который скрывается в вынесенном в заглавие картины французском порту. Не помогает делу и отвратительное качество телефонной связи (хотя мой собеседник находится всего лишь в Лондоне). Однако я предполагаю, что в подобном течении разговора, помимо всего прочего, находит свое отражение и характерное для Каурисмяки уныние.

К примеру, только я собираюсь начать разговор о «Гавре», как с другого конца провода уже раздается приговор автора: «Еще один кусок дерьма, как всегда».

Подборка газетных вырезок показывает, что это один из стандартных самоуничижительных рефренов финна. За ним, как правило, следуют протесты со стороны интервьюера, но я готов поймать его на слове. Он ведь не может всерьез думать, что создал кусок дерьма, верно?

«Конечно, могу, потому что мои ориентиры куда выше».

Значит, по его мнению, это действительно кусок дерьма в сравнении с творениями, в которых он черпает вдохновение?

«Меня вдохновляет все искусство», – отвечает он, аккомпанируя себе долгим театральным вздохом. Я жду, что он разовьет свою мысль, но натыкаюсь на молчание. Мы на связи лишь несколько минут, а это уже похоже на прогулку по зыбучим пескам.

Я прерываю паузу вопросом о его персонажах. Почти все его фильмы посвящены людям, живущим на пограничных участках общества. И если его предыдущие работы хоть и имели политический подтекст, но не заостряли внимание на какой-то конкретной проблеме, «Гавр» благодаря целенаправленной критике государственной иммиграционной политики производит впечатление более нравоучительного фильма. Полагает ли он, что его последняя картина имеет более прямые связи с политикой?

«Это сложный вопрос, потому что я позволяю себе судить о политике только в домашней обстановке…» Отступление: «Хм, о чем вы спрашивали?»

Мне приходится несколько раз заново сформулировать вопрос. «Я никогда не был политическим режиссером, – наконец произносит он. – Когда люди идут в кино, они не хотят оказаться на уроке политологии, а потому я очень глубоко прячу политический аспект в своих лентах. Ведь если я рабочий и бреду в кинотеатр после восьми-, а то и десятичасового рабочего дня, я не хочу никакой политики на экране… Конечно, она присутствует во всех моих работах, потому что я не вижу причин снимать кино, если вам нечего сказать. Мне есть, что сказать людям. Но, очевидно, это не политическая речь».

Немало озадаченный, я спрашиваю его, стоит ли в таком случае воспринимать «Гавр» скорее просто как историю африканского мальчика-иммигранта, затерявшегося в иностранном порту, а не как обращение к проблеме иммиграции. Несмотря на свою предыдущую тираду, он отвечает «нет».

«Я то и дело видел в новостях людей, умиравших, пытаясь добраться до Европы, эти новости все не иссякали и каким-то образом и стали основой моей истории. Моя история – сказка, но для меня увиденное стало политической проблемой. Я не мог больше смотреть на ситуацию сквозь пальцы, а для меня это означает, что пришло время для нового фильма». Фильма, который он считает куском дерьма, проносится у меня в голове.

Что ж, я захожу с другого угла. Стоит ли искать в том, что главный герой фильма Марсель работает чистильщиком обуви, некое символическое значение? Как и предполагалось, Каурисмяки отрицает эту догадку. После непродолжительных уговоров он, однако, заявляет, что у него есть для меня история по этому поводу.

«В португальском городке, где я живу, я набрел на чистильщика обуви, который сидел без клиентов, а потому я решил почистить свои ботинки. Одновременно я все думал: «Кем, черт подери, должен быть главный герой?» Опустил глаза, увидел чистильщика, корпеющего над моим ботинком, и сказал себе: «Отлично».

Настает мой черед стать источником гробового молчания. Как бы то ни было, я вновь иду на штурм. Я упоминаю тот факт, что роль Марселя исполнил Андре Вилмс, который двадцатью годами ранее выступил в образе испытывающего трудности художника, тоже по имени Марсель, во втором франкоязычном фильме Каурисмяки «Жизнь богемы». «Гавр» является продолжением того фильма?

«Это шутка, в некотором роде, но она ничего не значит».

Господи, да это так же мучительно, как визит к стоматологу. Я спрашиваю его (дважды) о его любви к раннему рок-н-роллу и ее отражении в его картинах. Он, ничуть не смущаясь, отвечает, что использование музыки обусловлено тем, что «у него отпадает необходимость писать диалоги». Не желая сдаваться так просто, я интересуюсь, зачем он показывает в «Гавре» концерт французского рок-ветерана Литтл Боба. Литтл Боб что, французская знаменитость?

Каурисмяки: «Что?»

«Литтл Боб».

«Он как раз был там. А я не слепой».

«Простите?»

«Он – Элвис Франции», – выдавливает он из себя слабое подобие объяснения.

«А разве не Джонни Холлидей?»

Молчание.

Я меняю курс. Как он прокомментирует возрождение интереса к формату немого кино со времени появления «Артиста», ведь он сам в 1999 году снял немой фильм («Юха»)?

«Да, я никогда не понимал этой немой ерунды. В любом случае, я думаю, люди слишком много болтают». Бесспорно.

Раз уж Каурисмяки не только снимает фильмы, которые считает дерьмом, но и очевидно не особенно любит их обсуждать, невольно возникает вопрос, с чего он вообще решил заняться кинематографом.

«Заняться чем?»

Почему он захотел стать режиссером?

«Я никогда не хотел становиться режиссером. Я хотел быть писателем. Но окружающие не верили в мой писательский дар, потому я взялся за фильмы. Я был недостаточно талантлив, чтобы стать писателем».

Так как пытаться опровергнуть всю эту показную бессмыслицу вроде «Я-случайно-стал-режиссером» представляется делом бесперспективным, я уточняю, имеет ли он в виду, что хотел стать романистом. Он подтверждает мое предположение.

Я смотрю на часы. У меня есть еще несколько минут, но я решаю, что жизнь слишком коротка, и благодарю его за уделенное мне время. Он еще раз извиняется за плохую связь. Я прошу не беспокоиться – такое порой случается. Тем не менее, я по-прежнему чувствую себя очутившимся в одном из его фильмов, и все мы знаем, какого он о них мнения…

Перевод с английского:  И. Васильев, специально для сайта aki-kaurismaki.ru

Оставить комментарий