Аки Каурисмяки: «Я очень нравственный человек»

Аки Каурисмяки - самый печальный человек на свете. Это не поза. Он настолько чувствителен, что любую несправедливость этого мира пропускает через себя. Он борется с печалью при помощи юмора, а его безнадежность соседствует с невероятно грустными фильмами, которые часто имеют счастливый конец. В беседе он ироничен, но всегда уважителен. Безобидный циник и гуманист, вопреки всему.

- Аки Каурисмяки, я знаю только одно слово по-фински и узнала я о нем из ваших фильмов. Равинтола. Ресторан.

- Я знаю все рестораны мира. Если живешь в полной темноте, ничего другого не остается как ресторан. Но и они закрываются один за другим: потому что там запрещено курить и они теряют клиентов.

 - Известно, что свои собственные фильмы вы называете плохими.

- Я люблю их, но они не достаточно хороши. Я лгу и не лгу одновременно.

- Какой фильм в ваших глазах выглядит совершенным? К какому идеалу вы стремитесь?

- Существует некий профессиональный уровень. Посмотрите любой фильм Дугласа Сирка и тогда вы поймете, что я имею в виду. Или даже какой-нибудь фильм Фассбиндера.

- Что есть такого в этих фильмах, что вы хотели бы видеть в своих?

- Я слишком сентиментален. Если я расстроен, то позволяю своим чувствам передаваться в фильмах. Это всегда ошибка.

- Вы сочувствуете своим героям?

- Мне жаль каждого из них.

- Я каждый раз за них боюсь.

- Вы должны, вы зритель!

- В ваших фильмах никогда не знаешь, счастливый будет конец или грустный. Как вы делаете выбор?

- Я часто принимаю решение в последний момент. В «Огнях городской окраины» у меня даже были написаны и сняты две разных концовки. В одной версии главный герой умирает, в другой нет. Я так и не смог решить, не будет ли слишком жестоко, если я позволю ему умереть.

- И тогда вы бросаете жребий?

- Зрители любят хэппи-энд. Поэтому я предпочитаю хэппи-энд, потому что этого хотят зрители. И я никогда не шучу.

- О каких зрителях вы думаете? Для кого вы делаете свои фильмы?

- Для тех, кто заплатил за билет (смеется). Все знают, что я бизнесмен! Замечательно, когда кому-нибудь интересно посмотреть твой фильм. Это гораздо лучше, чем когда никто не хочет его видеть. Я испытал и то и другое.

 - И всё же вы снимаете фильмы.

- В последнее время нет.

- Какой фильм вам бы хотелось еще снять?

- Никакой. Потому что все, что я снял, это ужасно. Прощай, кино!

- Вы всерьез так думаете?

- Кроме того, у меня есть причина. Помочь может хорошая история. Когда у меня есть такая история, тогда я берусь за фильм. Когда ее нет, тогда все. C’est la vie. Я честен со зрителем и не хочу оскорблять его плохим фильмом.

- В молодости вы работали на стройке, потом мойщиком посуды...

- Я был самым шустрым посудомойщиком во всем Стокгольме тогда, в 70-е.

- Из этого опыта вы брали многие темы и диалоги для своих фильмов. Сейчас вы живете в Португалии. Откуда теперь вы черпаете свои идеи?

- Проблема в том, что я ничего не делаю. Я снял довольно много фильмов. В течение 30 лет. Это довольно большой срок. Многие кинорежиссеры продолжают работать, потому что не могут остановиться. Я могу.

- Чем же вы заняты теперь?

- Садоводством.

- Следите за происходящим в кинематографе?

- Мне все равно. Киноиндустрия это фальшивое занятие. Но я люблю хорошее кино. Когда я смотрю хороший фильм, я не остаюсь равнодушным.

- Многие ваши фильмы тоже не оставляют равнодушными, они очень трогательные. Полагаете, что Вы можете способствовать чему-нибудь этими фильмами, что своим фильмом «Гавр» вы сможете вызвать большее понимание к беженцам?

- Это то, что я пытаюсь делать. Это вечный вопрос кинематографа. Конечно, я пытаюсь сказать: «Смотрите!» Сможет ли мой фильм что-то изменить, я не знаю. Но это единственная причина, ради которой вообще нужно снимать фильмы. Чтобы спросить: «Что это?». А потом: «Будьте лучше». Или: «Будьте скромнее».

 - Вы показываете в основном только людей из низших слоев общества, чаще всего это бедняки, безработные, неудачники.

 - Как сказал Достоевский: «Смотрите на людей». Смотрите на людей и тогда вы узнаете их. Я очень нравственный человек - но я не моралист. Единственный способ снять фильм это пойти путем пастыря: «Не делай этого, делай это!» Я не вижу смысла в том, чтобы снимать фильм без нравственного посыла. В этом смысле я брессоновец, за исключением того, что я гораздо хуже. Брессон для меня бог. Его способ рассказывать истории был чертовски простым. И гениальным.

- К чему вы стремитесь: к крайней простоте, аскетизму?

- Мне бы очень хотелось, но у меня не получается. Снимать просто это очень сложно. Однажды я пытался копировать Брессона: в «Девушке со спичечной фабрики». Даже там не получилось, хотя я был близок.

- Вы гуманист. Как вы несете это вместе с вашим глубоким пессимизмом относительно человечества?

- С печалью.

- Это ведь тяжело?

- Тяжело быть оптимистом, когда ты пессимист. Но можно попытаться. Иначе я не смог бы оправдать смысл своей жизни. Мораль это всё для меня. Однако каждый день я вижу мир, в котором мораль отсутствует. Когда я открываю газету. Я не могу жить в мире, в котором нет морали. Я смотрю на молодежь и вижу, что у нее нет будущего. Но как я могу ей это сказать? Поэтому я делаю так, как будто будущее есть. Но вся моя интеллектуальная работа подсказывает: «На этом пути у нас нет будущего».

- Разве так не думали еще 2000 лет тому назад?

- Но теперь это правда.

- Не смотря на это в ваших работах много любви к людям. Есть люди, в которых вы верите.

- Я показал их, теперь они все мертвы.

- Вы говорите, что вы последний романтик?

- Это то, как я себя ощущаю. После Анри Мюрже, который действительно был последним романтиком. Его книга «Сцены из жизни богемы» заставляет плакать и смеяться. Это именно то, что я пытаюсь делать в своих несчастных, жалких работах.

- Совсем недавно ваши фильмы любили даже на вашей родине Финляндии.

- Это было давно.

- Возможно это повод для беспокойства?

- С годами я стал мягче.

- И все-таки в ваших фильмах есть коммерческий потенциал.

- Мне на это наплевать.

- На что вам не наплевать?

- На голодного ребенка в пустыне Сахара. Больше ни на что.

- Но ваш сдержанный стиль говорит о вашем финском происхождении.

- Я выдам вам одну тайну: я родом не из Финляндии.

- Тогда откуда вы?

- Точно не из Финляндии. С Луны.

- Там нет ресторанов.

- Там есть бар. А если его там нет, то я открою.

Перевод с немецкого: dilk, специально для сайта aki-kaurismaki.ru