Красный чайник

«Первым деревом, которое я увидел, была береза», – рассказывает Аки Каурисмяки в фильме Ги Жирара «Кино нашего времени», одна из серий которого посвящена ему. «Кино нашего времени» воспринимается как фильм «а ля Каурисмяки» о режиссере Каурисмяки, роль которого играет финн из Ориматтилы по имени Аки Каурисмяки.

Этот персонаж стал режиссером, чтобы иметь возможность высказываться публично, он словно вышел из его собственной кинематографической вселенной и совершенно сопоставим с персонажами, воплощенными Матти Пеллонпяя, Маркку Пелтола и Андре Вилмсом. Персонаж, который, когда пришло время фотографироваться, появляется со своими собаками (зарабатывающими себе на жизнь, снимаясь в его фильмах) – сцена скорее в стиле Китона, чем Чаплина. 

Другая сцена - в мастерской, около шкафа со множеством ящиков, из которых он достает всякий хлам: лейку от душа, несколько ламп, пару бензопил, шляпы... И признает: «Наверное, только социал-демократ живет воспоминаниями о прошлом». Он с нежностью говорит о барной стойке, которую мы видели в ресторане «Труд» в фильме «Вдаль уплывают облака», и которую потом он приютил в своем отеле «Ойва», как бы обеспечив ей заслуженную пенсию, потому что, по его словам, ему нравятся предметы, и он подумал, что уже время, чтобы стойка «обрела свой дом».

Кати Оутинен, любимая актриса режиссера, однажды рассказала, что финны с трудом избавляются от старых вещей, что они обожают вещи, бывшие в употреблении. Похоже, это их особая черта. Дело в том, что и Каурисмяки настолько любит предметы, что снимает их с таким же нежным вниманием, как и любого из своих неудачников. Но не все: он питает слабость к старомодным предметам (ни в одном из его фильмов мы никогда не видели мобильного телефона), к старым безделушкам, извлеченным из забытья, к вещам с духом ненужности – к предметам вне времени, отброшенным потребительской жаждой новинок, но которым он находит приют в своих кадрах, где они обретают новую кинематографическую жизнь.  

Но при том, что ему так нравятся вещи, еще больше ему нравится оголять кадры и распоряжаться реквизитом нарочито скупо. Поэтому опустошить, упростить, свести к минимуму предметы, присутствующие в кадре, – это одна из задач, которая больше всего привлекает его как режиссера. Каждый предмет несет отпечаток своего времени и под прожекторами Тимо Салминена источает интенсивный дух меланхолии. Как бы понравились фильмы Каурисмяки Вальтеру Беньямину!

Кинорежиссер подвергает предметы кинематографической переработке и пробуждает в старом хламе неожиданный поэтический потенциал – процесс, который Пилар Каррера в одном исследовании о Каурисмяки определила как ритуализацию безделушек.

Поэтический потенциал во многом зависит от простоты и бедности самих предметов, а также от уникальности, которые они  обретают в постановке: «В некотором смысле я «абсолютный японец» в своей работе. Никакого декорирования, основа всего – изъятие. Все начинается с первоначальной идеи, которая постепенно уменьшается, пока не воспринимается достаточно очищенной от всего лишнего. Только тогда можно приступать к съемкам».

А все из-за Одзу. Или, точнее, из-за красного чайника Одзу. Красного чайника из фильма «Цветы праздника Хиган».

Видимо, все изменилось для Каурисмяки в тот день, когда он в 1976 году впервые увидел фильм Одзу. И у него не было другого выбора, кроме как заняться поиском своего красного чайника. Начиная с красного чайника в фильме «Тени в раю» до чайника в «Вдаль уплывают облака» или «альтер-эго» красного чайника в «Огнях городской окраины».

Из-за Одзу Каурисмяки считает свои картины неудачными, потому что ни одна из них не соответствует уровню «Токийской повести», и он продолжает снимать в надежде, что однажды какой-нибудь бог позволит ему сделать фильм, который хотя бы частично достигнет уровня шедевра, которым он так восхищается. Под влиянием Одзу Каурисмяки выбрал эпитафию: «Я родился, но...» – это название чудесного фильма японского мастера. Вот фрагмент документального фильма-посвящения «Разговор с Одзу», который был снят в 1993 году по случаю специального издания «Критерионом» «Токийской повести».

Нет сомнений, что Одзу был бы чрезвычайно рад своей сопричастности к кино Каурисмяки. Мы лишь желаем Каурисмяки, чтобы прошло еще много лет до того момента, когда ему понадобится эпитафия, а пока что – пусть продолжает искать в своих многочисленных последующих фильмах свой собственный красный чайник.

Перевод с финского: Е. Чернявская, специально для сайта aki-kaurismaki.ru