Аки Каурисмяки: «Я могу смотреть фильмы студии «Марвел», если это воскресенье и я с похмелья»

Аки Каурисмяки. Фото: Alessandro Albert/Getty Images

Дважды в год Аки усаживается в свой старый голубой «Вольво» и рулит всю дорогу от своего дома в португальской деревне до Хельсинки. «Когда я был молод, с моим кадиллаком и паршивыми дорогами, это занимало три дня, – говорит 60-летний финский режиссер. – Сейчас с хорошими дорогами, в моем возрасте – пять». Пожимает плечами. Что вы слушает во время поездки? «Отис Реддинг, Дилан, финское танго. Я двадцать лет не покупал новой музыки».

Хельсинки является декорацией для большинства его внешне бесстрастных и человечных комедий, включая «Человека без прошлого», выигравшего  Гран-при в Каннах в 2002 году, и его недавнее творение «Другая сторона надежды». История стоического ресторатора, берущего под свое крыло сирийского беженца, принесла ему приз в номинации «Лучший режиссер» в Берлине в начале этого года. Получил ли он удовольствие от фестиваля? «Три дня в комнате, где нельзя курить». Он бросает на меня выразительный взгляд. «По крайне мере со мной было вино». Оно и сейчас у него есть, хотя сегодня он на этот счет спокоен, потому что должен отвезти собаку к ветеринару для операции на колене.

В Хельсинки Аки – совладелец комплекса «Андорра», включающего кинотеатр, несколько баров и возможно единственную в мире биллиардную с гигантским постером Робера Брессона «L'Argent». Этим прохладным майским днем Каурисмяки открывает один из баров, «Кафе Москва», и ведет меня к угловому столику. Он большой, с рыхлым лицом, но двигается легко, даже элегантно. Щелкает выключателем, и комната наполняется желтым светом, довершая атмосферу "советской" суровости, знакомую по его фильмам. На стене наискосок две красные неоновые лампы. Около двери музыкальный аппарат из его рокабилли-комедии 1994 года «Ленинградские ковбои встречают Моисея». «В нем полно чешских хитов. Я пытался воспользоваться им однажды, но…». Его руки описывают облако дыма, поднимающегося в воздухе.

В «Другой стороне надежды» Каурисмяки снова возвращается к теме беженцев, которая была предметом его предыдущей картины «Гавр». Возникает чувство, что описывая альтруизм в отчаянные времена, он пытается воспитывать доброту у своей аудитории: вы не можете помочь, но выходите после просмотра фильма с большей верой в человечество. «Вот почему я взялся за это. Мне хочется, чтобы каждый понимал, что беженцы тоже люди. Кино может влиять  чуть-чуть. Один пенни делает большую реку».

Он замолкает. «Нет, не так. Один пенни делает Билла Гейтса». Его виноватый взгляд сменяется внезапной усмешкой. Затем все становится опять серьезным. «Некоторые страны не принимают вообще никого. Это величайший позор для современной Европы». Брексит, полагает он, только обострит проблему. Европа, намеревающаяся снова распасться на куски – нехорошая идея, особенно из-за правых экстремистов в правительствах Польши и Венгрии. Пропаганда Брексита работает очень хорошо, а затем эти парни исчезают как пук в Сахаре». Он мрачно улыбается. «Старая финская поговорка».

Если мировой кинематограф имеет тенденцию игнорировать Каурисмяки в своих дискуссиях, то это может быть только потому, что его фильмы так чудны. Если бы не подчеркнутая монотонность с которой его актеры выдают свои реплики и не абсурдистские приколы (в новом фильме есть несколько таких), он мог бы быть так же почитаем, как Кен Лоач или братья Дарденн. Конечно, он существует в пределах одного ландшафта. Говорит о нищете и безработице в «Человеке без прошлого» и «Дрейфующих облаках», преступности в «Ариэле»  и «Огнях окраины», самоубийстве в «Я нанял себе убийцу», где Жан-Пьер Лео, неспособный убить себя, платит наемнику, чтобы он сделал эту работу.

Каурисмяки помещает своих героев в жестокий мир, хотя сам испытывает отвращение к насилию.  «Мне никогда не нравилось показывать это. И я не хочу видеть насилие в фильмах, особенно когда это комично. С другой стороны, если это воскресенье и я с похмелья, могу смотреть эти бессмысленные фильмы студии «Марвел» [1].  В таком состоянии я очень боюсь смотреть что-нибудь еще. Даже «Холби Сити»[2] слишком страшный».  Погодите – вы видели «Холби Сити»? «О, это очень неплохо, – говорит Каурисмяки эмоционально, – я подсел на него. Характеры очень хорошо развиты. Но когда они режут людей, я не могу смотреть. А супергерои никогда не могут пострадать. Если только от криптонита».

Новый фильм должен был стать второй частью будущей трилогии, пока Аки не объявил его своей лебединой песней. Сейчас он отказывается от этого обещания, махнув рукой: «Я всегда так говорю». В конечном итоге технология решит, последует еще что-нибудь за «Другой стороной надежды». Он снимает фильм на обычную камеру и чувствует себя слишком старым, чтобы переходить на цифру. «Все зависит от лабораторий. Их в Европе осталось всего несколько». С другой стороны, в уходе от дел он видит и положительную сторону: больше времени  ходить на рыбалку, колоть дрова, играть в карты. «Было бы замечательно немного пожить, пока я не упал замертво».

В молодости он мог делать одну или две картины в год, а также сниматься в фильмах своего брата Мики. «Я расплачиваюсь теперь за то, что раньше был таким быстрым, – жалуется он. В оценке своей работы он неумолим, но когда он недавно руководил оцифровкой своих  старых фильмов, был приятно удивлен. «Это все одна и та же история. Но некоторые  не так плохи, как я думал».

«Гамлет идет в бизнес» – его версия Шекспира 1987 года, в которой принц вовлекает свою семью в производство резиновых уток, «очень хорош»; и Аки считает, что таков же и фильм «Ариэль» 1988 года, когда он начал использовать камеру должным образом. В этом фильме печальный герой избегает штрафа за парковку, приглашая девушку-инспектора на свидание. Пробовал ли Каурисмяки когда-нибудь  применить этот трюк? «Да, но неудачно», – говорит он с сожалением, затягиваясь сигаретой.

По случайному стечению обстоятельств, когда мы выходим на улицу, его вновь ждет штраф за парковку. «Восемьдесят евро», – говорит он, безучастно глядя на свой «Вольво». Он восемь раз платил штрафы, когда снимал «Другую сторону надежды», хотя утверждает, что парковка в Хельсинки настолько дорога, что дешевле пойти на риск.

Мы поворачиваем за угол в суши-бар в компании с Шерваном Хаджи, 32-летним сирийцем, исполнителем главной роли в фильме. Он описывает стиль работы режиссера как смесь легкой небрежности и педантичного отношения к деталям. «Я долго говорил по-арабски, без репетиции. Аки сказал: «Я не знаю арабского. Ты все сказал?». Я сказал: «Да». Тогда он сказал: «Окей, следующий кадр». Но в другой раз он подошел, посмотрел на декорации и сказал «Остановите сцену». Стены не того цвета: им необходимо придать немного другой оттенок». Свет, цвет, каждая деталь должна быть точна».

После суши Шерван пытается показать Каурисмяки видео, где тот возится с сигаретой на одном из фестивалей. «Что это? Нет, нет, я не пользуюсь фейсбуком, не пользуюсь Инстаграм, не пользуюсь Линкедин». Он выглядит раздраженным. «Мне 60!». Он избегает публичности насколько может. Он отправляет Шервана в Сидней продвигать фильм. «Эти актеры, они так ленивы. Им полезно поработать».

Вернувшись в бар позднее, обнаруживаем, что вся актерская команда тут. Они пришли выпить и покурить с ним прямо на тротуаре под обогревателем. Атмосфера расслабленная, их привязанность к Каурисмяки очевидна. Он просит у всех номера телефонов и заносит их в свой новый мобильник. Он объясняет, что хлопнув дверцей машины, защемил пиджак, и только тогда понял, что в кармане был мобильник.

Прежде чем он отправится к ветеринару, я спрашиваю, есть ли у него надежда на цивилизацию. «Я люблю людей»,– говорит он. – Я наблюдаю за ними на улице. Что за история у этого парня? Куда спешит эта женщина? Но насчет человечества в целом? Я не так уверен».

Перевод с английского: Анна Хелия, специально для сайта aki-kaurismaki.ru