на главную   фильмы

Харизматичный Аки

Оливье Сегюрэ  |  Libération  |  23.05.2002

От Финляндии, своей родной страны и декорации большинства его фильмов, до Португалии, где он приобрел несколько акров виноградников, чтобы  пить и созерцать, Аки Каурисмяки создает образ нового европейского художника: его фильмы и истории могли бы лечь в основу мифов – простых, основополагающих, современных, народных - которых так нам не хватает и которые могут объединять. И когда он показывает, как в «Человеке без прошлого», бездомные семьи,  забившиеся в заброшенные контейнеры большого торгового порта  на Балтике, безработных, до которых и дела нет местной бирже труда, или несчастных, находящихся при смерти,  для которых защитники из системы здравоохранения  не пошевелят и  пальцем, он делает это так, что становится ясно: такое могло бы произойти где угодно – и в Хельсинки, и в Гавре, и в Лиссабоне. 

Искренняя гордость 

Чем дальше, тем сильнее звучит в фильмах Каурисмяки сочувствующий гений Дрейера, Ланга и Оливейры, вместе взятых. Кадры «Человека без прошлого» и «Принципа неопределенности» португальского мастера, были лучшими среди увиденных в Каннах в этом году. В них есть непосредственное величие и скромное великолепие истоков кинематографа, а также искренняя гордость от причастности к самой высокой идее человечества. Такой вид резкого и грубого классицизма утверждается сразу, с самой первой и несколько неожиданной сцены, когда в сумерках в городском парке трое хулиганов избивают и грабят безымянного человека. Признанный мертвым во время наспех сделанного осмотра врача, Неизвестный (безупречный Маркку Пелтола) в конечном итоге выживет, благодаря заботе приютивших его бездомных. Совершенно утративший память, он будет стремиться восстановить свою жизнь на крупицах самосознания.

Поддержка обездоленной семьи, которая делит с ним скудную пищу, симпатия необыкновенного пса, починка старого музыкального автомата заставляют  его сформировать новые правила жизни, когда  на первое место неизменно выходят любовь, внимание, благородство сердца. "Сегодня пятница, а значит мы ужинаем вне дома", - говорит ему отец семейства,  приютившего его, и приводит  поесть на склад Армии спасения. Там незнакомец встретит  свою любовь - буфетчицу Ирму (безукоризненная Кати Оутинен), к которой воспылает самой искренней любовью, весьма омраченной одним обстоятельством: выясняется, что у человека без прошлого на другом конце страны есть жена...

О дружбе

Прежде чем прийти к этому, герой сделает некоторые усилия, чтобы понять самого себя. "В любом случае, ты не похож на интеллигента",-  констатирует его мимолетный друг.  "Спасибо",- отвечает тот.  Действительно, Неизвестный – сварщик по профессии, о чем он почти догадается во время напряженной и сдержанной сцены, в один прекрасный день увидев одного из своих коллег в  работе. Этого человека без прошлого отличает какая-то совершенно невероятная  гуманность (правда, у Каурисмяки даже собаки - потрясающие праведники).

Его простая фигура, очерченная северным сиянием, широкая помятая физиономия источают почти физически ощутимые вибрации дружбы. Такая симпатия, сохранившаяся с незапамятных времен, как внушает нам Каурисмяки, никогда бы не позволила покончить с нашим потерянным видом: с детским упрямством поэта финский кинематографист ищет её во всех существах, которые попадают в объектив его камеры.

У него, однако, эмоции всегда спрятаны за оболочкой острословия: много юмора, но  юмор этот беззлобный и заговорщицкий, и по отношению к Человеку без прошлого, потому что повседневная жизнь полна курьезов, только надо уметь  смотреть на неё спокойно, в час аперитива, с кружкой пива в руках. Но, наверное, тут есть место и горючим слезам, настолько люди, кадры, свет - всё привычное, как соль и хлеб, может вызвать одновременно и смех, и хорошо знакомый нервный срыв.

Сквозь бурелом

После "Холостяка" Адальберта Штифтера [1] и "Человека без свойств" Роберта Музиля "Человек без прошлого" Аки Каурисмяки может быть охарактеризован, как завершение некоего цикла о человеческих лишениях, тем самым дополнив этот символичный ряд. Полная потеря памяти у главного героя дарит режиссеру прекрасный шанс, которым он не преминул воспользоваться, на использование повествовательного стиля: автор вывернул наизнанку и показал нам тропу сквозь бурелом кинематографа.

В поисках своей собственной истории беспамятный герой, в итоге, ведет нас за руку, чтобы следить за ходом фильма, где всё  вывернуто наизнанку и стремится к началу с той же скоростью, как и к его концу. И вряд ли что-то можно придумать лучше условного хэппи-энда.


[1] «Холостяк» Адальберта Штифтера –  во французском варианте это произведение называется «l'Homme sans postérité» - человек без потомства, бездетный человек.

Перевод с французского: К. Макарова, Е. Каминская, специально для сайта aki-kaurismaki.ru

Оставить комментарий