Аки Каурисмяки: «Выпьем за счастливый конец...»

- Ваша фамилия - Каурисмяки ­ интересно звучит. Это настоящая фамилия, она принадлежала многим поколениям Вашей семьи?

- Да, это та же фамилия, с которой я появился на свет, однако мой дед сменил своё имя с какого-то русского. Она означает "Олений холм". Ни у кого в Финляндии нет такой фамилии, за исключением членов моей семьи, ну и теперь, конечно, моей жены. В последнее время она постоянно твердит, что я в каждом своём фильме часть сценария я пишу для своей собаки, Тяхти . Может теперь перейдём к нормальным вопросам?

- Хорошо. Правда, что Вы начинали кинокритиком?

- Да, но я был плохим кинокритиком. Для меня существовало только две категории - шедевр и дерьмо, а это не лучший способ быть кинокритиком. Верный подход в том, чтобы быть честным и ничего лишнего не придумывать - то же, что необходимо, чтобы быть хорошим кинорежиссёром.

- Почему Вы начали снимать кино?

- Потому что хотел этого. В школу кино меня бы всё равно не приняли. Я был слишком упрямым. Так что я учился, просматривая фильмы из архивов и читая. О кино можно узнать очень много, если достаточно читать.

Перед тем как приступить к съёмкам своего первого фильма, мы вместе с другом и его камерой отправились на скотобойню - место, где убивают коров. Стояла абсолютная тишина. А мой друг объяснял, какие линзы у него есть, различия между его камерой и обычной стационарной камерой и прочее. Как только я во всём разобрался, я сказал ему: "Отлично, только не упоминай ни при ком этот разговор!" В итоге потом я мог спокойно выйти на площадку и скомандовать: "Камеру сюда! 50 миллиметров мне!"

- Снимать кино - это для Вас дело довольно простое, не так ли?

- Да, всё, что необходимо, это лишь несколько актёров и камера. Вы говорите им ходить туда-сюда и разговаривать, а камера снимает. Вот и всё. Настоящее колдовство происходит потом, при монтаже. Этот этап интересен мне больше всего, поэтому я почти всегда занимаюсь им один, абсолютно один. Я запираюсь на несколько дней. И что мне особенно доставляет удовольствие, так это редактирование музыки; у меня в голове всегда вертятся какие-то мелодии, потом я тащу кучу записей в монтажную комнату и...

Я использую монтажный аппарат Steenbeck, так что могу работать с материалом прямо в руках - а не с этим цифровым оборудованием. Современные люди думают, что технологии разрешают все умственные, интеллектуальные проблемы, но это не так. Основой всего должно быть повествование человека, и технологии здесь бессильны.

- "Ленинградские ковбои" - это название ведь не Вы придумали. Они были группой до того, как Вы сняли свой фильм 1989 года о них?

- Да. Они сменили своё название со "Sleepy Sleepers" где-то за год до того, как "Ленинградские ковбои едут в Америку" был снят. У них такие причёски были ещё до начала работы со мной. Когда я их увидел, мне показалось, что что-то в них не так, но я долгое время не мог понять, в чём конкретно дело. Наконец, до меня дошло, что им нужны туфли - sleepy sleepers! - с ними их не сдует в ветренный день. Они до сих пор выступают вместе. Думаю когда-нибудь сделать эпоc о Ленинградских ковбоях, встречающих Одиссея.

- Какие у Вас отношения с Вашим бессменным кинооператором Тимо Салминеном?

- Тимо занимается освещением и съёмкой. Но, опять же, я сам занимаюсь монтажом, подбираю музыку и руковожу микшированием.

- А что насчёт использования цвета, противопоставление ему чёрно-белых тонов, ну, например, в Вашем чёрно-белой картине 1999 года "Юха", римейке классической финской народной драмы? Ваша версия "Юха" даже звука, в общем-то, сторонится!

- Я влюблён в цвета, которые напоминают мне голливудские фильмы пятидесятых. Но техниколор исчез, так что теперь у меня нет возможности делать то же самое. Некоторые картины, такие как "Унесённые ветром" Виктора Флеминга и "Слова, написанные на ветру" Дугласа Сирка, оказали на меня глубокое воздействие реализованной в них игрой фона...которую намного сложнее выразить в черно-белом кино. Иногда я приношу образцы на площадку, для сравнения цветов, чтобы получить необходимую цветовую композицию. Одни истории требуют цвета, другие - чёрно-белых тонов - третьего не дано. Я реалист, но чтобы передать сюрреалистичность, что-то нереальное, необходимо уметь передавать цвет. Так что, можно сказать, что я пытаюсь использовать цвет поэтически, что в этом плане я больше поэт, чем толкователь каких-то социальных и политических вещей - как, например, в "Человеке без прошлого" - это фильм о бездомности, бесприютности, но я не пытаюсь слишком открыто показать это. В конце концов, ты снимаешь кино не об идеях, ты делаешь фильмы, основанные на реальных историях и людях, которые в них попадают.

- Вы сами подбираете в своих фильмах людей на роли, ну или роли к актёрам, или нет?

- Конечно. Я нахожу своих актёров в барах, где сам провожу много времени. Если серьёзно, все они - профессионалы, но злые языки говорят, что я никогда не даю им играть. Ну, многие из них пришли из театра, где их учили, что искусство игры заключается в том, что нужно уметь громко декламировать, "орать". Мои отношения с актёрами никогда не менялись. Я поднимают палец вверх, когда хочу, чтобы они произнесли реплику. Они её произносят, а затем я говорю:" Большое спасибо". На случай, если они нуждаются в более тонкой режиссуре, всегда есть дверь.

- Существует ли какая-либо связь между Вашей теорией игры и теорией театра Бертольда Брехта?

- Думаю, да, в смысле того, что я считаю, что "актёрской игры" в кино необходимо сторониться и что актёры должны избегать слишком глубокой идентификации себя с какой бы то ни было ролью, которую они исполняют. В бытность студентом я очень интересовался брехтовским театром, и, похоже, его идея эпического или диалектического театра, в противоположность драматическому и иллюзионистскому, повлияла на меня. Мне нравится идея Брехта о том, что актёр должен чувствовать себя рассказчиком, который лишь цитирует персонажа, которого он играет. Это побуждает зрителя делать интеллектуальные выводы вместо того, чтобы лишь испытывать эмоциональную связь с увиденным.

- Так же, как и Райнер Вернер Фасбиндер, Вы работаете с неизменным актёрским составом. Почему?

- Спросите Джона Форда и Говарда Хоукса, почему они снимали так часто с этим болваном Джоном Уэйном. Знаете почему? Из-за его походки. Жан-Люк Годар однажды сказал, как сильно он ненавидит Джона Уэйна, когда тот играет злодея, и как он любит его, когда тот берёт в свои руки Натали Вуд в конце "Искателей"; он играл, как мог, походка всегда оставалась той же. Зачем беспокоится о новых актёрах, когда те, что у тебя есть, выполняют свою работу? Зачем менять хорошего актёра лишь потому, что ты снимаешь новый фильм?

- Вы делаете больше одного дубля?

- Нет. Обычно я снимаю репетицию, а затем стараюсь снять первый дубль. Сегодня я действительно могу обойтись одним дублем, но всё же всегда снимаю и репетицию. Я не привык делать слишком много дублей, потому что, по-моему, с каждым разом актёры теряют свою "свежесть". Мне нравится полноценная игра, когда я вижу её в фильмах других режиссёров, но для меня это не приемлемо. У меня, кстати, есть ещё одно правило, в добавок к запрету "декламирования": отсутствие смеха. Я использую весьма формальную финскую речь. Я пытался делать фильмы на уличном финском, но из этого никогда ничего не выходило. Уверен, Вы и сами на собственном опыте поняли, что люди в Финляндии говорят не так строго, как они это делают в моих фильмах.

- Какие режиссёры в Вашем пантеоне самых влиятельных занимают верх?

- Робер Брессон - например, я снял "Девушку со спичечной фабрики", чтобы быть чем-то похожим на Брессона, режиссёром эпического кино. Годар - он осуществил свою собственную кино-революцию. Затем Одзу, которого я открыл для себя в возрасте девятнадцати лет, когда посмотрел "Токийские сумерки". Что привлекает меня в работах Одзу больше, чем в работах кого-либо другого, так это его гуманизм, его искренность, его нравственность. В определённом смысле, я настоящий японец в своей собственной работе. Отсутствие излишеств; основа всего искусства - минимализм, простота. Ты идёшь от начальной идеи или истории, которую постепенно избавляешь от всего лишнего, пока она не станет "голой", не приукрашенной настолько, чтобы иметь возможность походить на правду. После этого, и только после этого, можно считать, что ты закончил.

- Мне известно, что Вас также привлекает поэтический реализм французского кино 1930-х, в основном фильмы Жана Виго.

- Да, его последняя картина, "Аталанта", - один из наиболее значительных фильмов, когда-либо снятых. Я увидел "Аталанту" в первый раз в конце 1970-х в клубе кино в Хельсинки. Она была создана человеком, который знал, что умирает, и поэтому он показал красоту жизни от лица кого-то, кто больше никогда не сможет созерцать её снова. Я особенно восхищался эпизодами вроде того, где молодой муж, обезумевший от утраты собственной жены, прыгает в реку и плывёт под водой в поисках её. Это тип кино, которое очень близко к живописи. Не знаю, как, чёрт побери, он делал это в начале 1920х, но сцены, вроде тех, что были в "Аталанте", близки к поэзии, как ничто другое в искусстве. Я бы принёс в жертву три сотни голливудских режиссёров, только бы вернуть Виго к жизни и съёмкам других фильмов, похожих на этот, вообще-то, я даже слишком низкую цену называю, потому что всё равно в Калифорнии вовсе нет нормальных режиссёров!

- Говоря о Голливуде...

- Я бы предпочёл не говорить, но знаю, что Вы хотите услышать что-нибудь касательно этой темы, так что я скажу несколько вещей. Голливуд - причина, по которой я снимаю кино. Ибо я ненавижу это место. И я бы туда никогда не поехал и никогда не стал бы тратить своё время на просмотр того, что они сегодня предлагают. Я могу сделать плохой фильм, но я отказываюсь делать дерьмо, вроде того, которое Голливуд производит каждый день. Мне нравится старый Голливуд, но сегодняшний - просто дохлая гремучая змея, которая даже не осознаёт, что мертва. Я как собака, всегда лаю на Голливуд, ведь с его мощью он мог бы делать действительно хорошее кино. Вместо этого, шестидесятилетние люди создают бойскаутское, унылое "неизвестно что", переполненное насилием. Тупая коммерциализация убивает кино. Почему люди должны куда-то идти и платить деньги, чтобы увидеть такие скверные фильмы, когда могут не выходя из дома смотреть такое же скверное телевидение бесплатно? Я не испытываю уважения к фильмам, в которых в людей стреляют из оружия (и не только), и это называется "развлечение".

Послушайте, при создании кино всегда придерживаются каких-то рамок. Если беспорядочно снимать жестокость и играть со взрывами и пр., никогда ничего не будет хватать. В былые времена случалось одно убийство и этого было достаточно; теперь приходится убивать три тысячи человек только для того, чтобы привлечь внимание аудитории. Пусть фильм выдержан в минималистском стиле, но всё-таки, в нём даже звук кашля будет драматичен. В таких картинах, если главный герой поскальзывается и падает в канаву, зритель уже беспокоиться о том, что с ним случится, даже если в других фильмах люди падают с самолётов и остаются живы, без единой царапины. Но не в моих фильмах и не в "Человеке без прошлого", который начинается с насилия, но насилия подлинного - которое, будучи реальным, говорит о своей стремительности и отвратительности, безобразии. В Хельсинки насилие не эффектно, у него нет названия. Если люди хотят видеть насилие, которое выглядит интересно и растянуто во времени, они больны на голову.

Так или иначе, Вам известны мои работы: уж лучше я окажу глубокое влияние на одного зрителя, чем поверхностное - на два миллиона человек. Даже если бы один из моих фильмов когда-нибудь привлёк огромную мировую аудиторию, то я бы понял, что у меня ничего не вышло. В конце концов, я всего лишь режиссёр среднего уровня, но, если я сделаю несколько неплохих или хороших картин, вместе они смогут что-то показать.

- Режиссёр "среднего уровня", но не режиссёр среднего класса?

- Нет. У меня нет никакого интереса снимать кино о семейных проблемах людей из среднего класса. Жизнь среднего класса меня просто не интересует. Неудачники интересуют, потому что я сам неудачник из среднего класса. Я потратил несколько лет в 1970-х, когда тоже был голодным и бездомным. Тогда моим единственным другом был спальный мешок. Но в то время всё было по-другому: можно было побыть бомжем, а потом вернуться с улицы, найдя работу. Теперь же ты просто подохнешь на холоде.

- Таким образом, Ваша исходная тема - это рабочий класс?

- Да. Люди, которые скрыты, "безобразные люди" ("ugly people"), как их называют некоторые критики. Но кто же тогда выглядит хорошо? Я считаю, что многие голливудские звёзды безобразны, ужасно безобразны. Не хотел бы я увидеть какую-нибудь из этих женщин без грима. Совершенно не умеющие играть, эти люди, и совершенно безобразные. Я останусь со своими собственными безобразными людьми, которых всё больше и больше в Финляндии, с их буднями, в которых, если вы выкурите сигарету - вам нечего будет есть. Или если выпьёте бутылку пива, то есть уже не будете или не сможете выкурить сигарету. Мы начали терять целое поколение, у кторого никогда не было работы; у нас есть двадцатилетние, которые выпали из системы трудоустройства навсегда, хотя в то же время правительство обсуждает поднятие пенсионного возраста до семидесяти.

- Давайте вернёмся к современному кино. Какие фильмы, кроме Ваших собственных, Вам нравятся?

- Ну, я уже не смотрю очень-то много новых фильмов. Если честно, я не хочу тратить своё время на просмотр пятнадцати никуда не годных фильмов - просто я могу найти один, который, более или менее, нормален. По-настоящему хорошие фильмы я уже видел сотни раз раньше. Тем не менее, мне понравилась "Розетта" братьев Дорденн, которую я бы сравнил с брессоновской "Мушетт". Помню "Рифф-Рафф" Кена Лоуча. Я ценю работы своих друзей, Идриссы Одраго, Джима Джармуша и Аббаса Киаростами.

- Есть ли молодые финские режиссёры, которые Вас интересуют?

- Вообще-то, нет. Великие финские режиссёры случаются, но не в одно время; хотя особенно нежные чувства я испытываю к Тэуво Тулио и Нюрки Тапиоваара. Это какое-то проклятье: я долго уже жду, пока кто-нибудь придёт и превзойдёт меня, потому что я слишком стар и устал, но никто не появляется. Так что мне приходится работать. Молодые слишком ленивы.

- Чего не хватает молодым режиссёрам, финским или ещё каким-либо, кроме прилежания?

- Скромности. Прежде всего, необходимо забыть о себе. С самого начала, думать, что ты никто, всего лишь песчинка. Потом посмотреть сотни фильмов, не говоря ни слова. Пойти одному в лес, продолжая повторять себе, что ты никто. После этого нужно сконцентрироваться, то есть надо посмотреть ещё сотню фильмов. Затем можно начать работать.

- Что Вы думаете о финской культуре в целом?

- Что она самая сильная из тех, с которыми я когда-либо сталкивался. Она почти убила меня. Также я думаю, что это самая прекрасная культура в мире. Хотя её проблема в том, что она такая же, как и вся европейская культура в целом: американская культура, которая остаётся главенствующей в Европе, поверхностна - то есть она давит, душит, всё, что находится на более глубоком уровне.

- Мне известно, что вы бойкотировали Нью-Йоркский кинофестиваль 2002 года, потому что США отказали в визе иранскому режиссёру Аббасу Киаростами. Что-нибудь скажете на этот счёт?

- Я должен прояснить, что я не бойкотировал Нью-Йоркский кинофестиваль; мне этот фестиваль очень нравится. Я бойкотировал правительство Соединённых Штатов. Я был в аэропорту с билетом в руках, когда узнал, что Аббасу запретили въезд в Соединённые штаты, и подумал:"Ладно, американскому правительству не нужен иранский режиссёр, значит, не нужен и финский тоже. Я не полечу туда, где во мне не нуждаются."

- Я громко смеялся, когда услышал, что Вы сделали заявление, в котором осуждали американское министерство иностранных дел и приглашали министра обороны Дональда Рамсфелда на грибную охоту вместе с Вами в Финляндию. Тем не менее, учитывая Вашу любовь к рок-н-роллу, старым вестернам и американским автомобилям пятидесятых-шестидесятых годов, есть некоторая неопределённость, двойственность в Ваших стенаниях по поводу американского империализма, частично из-за того, что он сейчас прилагает свои усилия на Среднем востоке в борьбе за нефть (некоторые говорят).

- Да, но та Америка, которая нравится мне, - это Америка Франклина Рузвельта, а не та, что сейчас, возглавляемая этим клоуном Джоджем Бушем с бойскаутом Тони Блером, который с ним заодно. Потому что, думаю, с этими двумя маньяками у нас надежды не очень-то много. Честно говоря, я считаю, что эти клоун и бойскаут приведут нас к концу мира. Так что прощайте.

- Обратимся к менее горячей теме. Сложившееся народное, ну или международное, представление о финнах заключается в том, что они молчаливые и одинокие люди, закованные в неподвижную тишину арктического холода. Много таких людей в Финляндии - вроде Ирис из "Девушки со спичечной фабрики", например?

- В стране их полно. Глубоко в душе, мне это нравится, все мои друзья такие. Никогда не соглашайтесь выпить, если это предлагает финн.

- В "Ариеле" и нескольких других фильмах, Вы позволяете своим героям уехать, сбежать, в отличие от Ирис в "Девушке со спичечной фабрики", которая остаётся и встречает свой конец. Почему Вы не позволили сделать это и Ирис?

- Меня утомило то, что мои герои всегда сбегают и уезжают, в то время как я сам остаюсь в Финляндии. Так что в "Девушке со спичечной фабрики" мой центральный персонаж остался, а я после этого уехал - в Португалию, на юг Европы, где провёл полгода выращивая виноград, делая вино, а затем выпивая его. Это не значит, что я не люблю Финляндию. Даже если вы любите свою родную страну, маленький отдых от неё, выходные...за всю-то жизнь...не причинит никакого вреда.

- Если Вы чувствуете себя таким мрачным... как я считаю, Вы себя чувствуете... почему Ваши фильмы, вроде "Человека без прошлого", содержат сдержанную, но обязательную, нотку оптимизма?

- Ну... Я считаю, что, чем более пессимистичной я нахожу ситуацию в мире, тем более оптимистичными должны быть мои фильмы. Я так думаю, во всяком случае. Жизнь так тяжела... она никому не оставляет надежды. Так что, теперь, выпьем за счастливый конец. Давайте хотя бы умрём с улыбкой на устах.

Перевод с английского: Kris Koski